Серебряные змеи - стр. 50
– L’Chaim, – сказала Зофья, последовав ее примеру.
Энрике выпил свою порцию и зашипел, хватаясь за горло.
– Это отвратительно.
– Давай налью еще, – сказал Гипнос, протягивая ему бутылку. – Еще несколько рюмок, и ты вообще перестанешь что-либо чувствовать.
– Я бы хотел поговорить со своей командой, – тихо сказал Северин. – Иди проверь портал, Гипнос.
Гипнос медленно поставил бутылку на землю. Улыбка исчезла с его лица.
– Конечно, – сказал он.
Когда он поднялся с места, Энрике поймал руку Гипноса и на мгновение сжал его ладонь. Лайла узнала этот тоскливый взгляд и замерла на месте… То же самое выражение появлялось на лице Энрике, когда он был очарован какой-то идеей. Как его игра на пианино или короткое увлечение деревьями бонсай, которое ужасно раздражало Тристана. Лайла смотрела, как Гипнос отрешенно улыбается в ответ, прежде чем повернуться к своим охранникам и направиться к порталу. Конечно, она была рада за них, но ничего не могла поделать со своими опасениями. Гипносу нравилось влюбляться и быстро охладевать, как будто это было его хобби. Лайла сомневалась, что он стал бы терзаться угрызениями совести, если бы кому-то не повезло влюбиться в него слишком сильно.
Энрике холодно посмотрел на Северина.
– Думаю, он уже заслужил свое место в команде.
– Он заслужил место в твоей постели, – ответил Северин. – Но не за моим столом.
На щеках Энрике вспыхнули красные пятна. Если Северин и обратил на это внимание, то не подал виду.
– Кроме того, он все еще часть Ордена.
Лайла подумала о том, как Гипнос предусмотрительно подготовил для них угощения в астрономической комнате, как его глаза горели в предвкушении сюрприза и как опустились его плечи, когда все пошло не так, как он планировал. Она с раздражением посмотрела на Северина.
– Гипнос достоин доверия не меньше любого из нас, – сказала она, ударив по ящику, на котором сидела.
Она всего лишь хотела донести до него свою мысль. Вместо этого ее охватила жгучая боль, а ведь Гипнос предупреждал насчет этих старых ящиков. Из раны, оставленной расшатавшимся гвоздем, на ладонь хлынула кровь.
– Боже, Лайла, ты в порядке? – спросил Энрике, подбегая к ней.
Лайла прижала пульсирующую ладонь к платью, не заботясь о том, что это испортит золотую ткань. Она была так осторожна, стараясь не порезаться. В последний раз это произошло, когда ей было двенадцать. В их деревне шел сезон дождей, и ветви лаймовых деревьев, на которые она все время забиралась, были мокрыми. Когда Лайла упала и порезалась, она побежала к папе с задетым самолюбием и окровавленной рукой. Ей всего лишь хотелось, чтобы он о ней позаботился и сказал, что все будет хорошо. Но вместо этого он отшатнулся с отвращением.