Сердце в облаках - стр. 2
– Почему?
– Так вышло. – И даже не кинув банальных извинений, вышел.
В квартире стало пусто. Как в и душе. Только дождь лил всё сильнее. Оставаться дома одна она не могла. Маме звонить тоже не хотелось, зная, что та потом неделю будет сидеть на успокоительных, переживать за единственную дочь. И Лиля вызвала такси на единственный адрес, где, как она была уверена, её примут в любое время и в любую погоду. Даже без звонка.
– Может, это не серьёзно? – Лиля посмотрела, наконец, на подругу, которая перемешивала в тазу варенье.
– А смысл? Тебе он после такого нужен? – Подруга всегда отличалась довольно жёстким характером. Даже мужа – к слову, старшего лейтенанта полиции – держала «в кулаке».
– Витка, я всё равно люблю его. Дура, а не могу. Пусто без него. Не понимаю, как это – одной остаться.
– Вот именно, что ты просто не можешь смириться, что осталась одна. Фигня это всё, ещё и понравится. А этого выкинь из головы. Как старое платье. Представь, что выпачкала его, – сказала Вита облизнула пальцы, ставшие тёмно-красного цвета, – во. В черешне.
– Это как с любимым платьем, когда понимаешь, что оно безвозвратно испорчено. – Лиля подвинула к себе таз и взяла со стола ложку. Уж что, а сладкое она всегда обожала. В больнице её часто называли «ведьмой» из-за того, что она смело ела шоколадки, торты и не толстела. – Вот такущее пятно от варенья. Не отстирать. А выкинуть не можешь, и отдать кому-то тоже. Оно всё ещё любимое, родное. Моё. Понимаешь? Вот и висит это платье. Испачканное в варенье.
– Хреновое варенье получается. С привкусом предательства. Я бы точно выкинула. И варенье, и платье.
– С чувствами так не получается, – вздохнула Лиля и засунула в рот ложку, полную растолчённых в сахаре ягод. – М-м, а вот это шикарно. Ох, Витка, прикинь, если б наоборот? У измены был такой привкус – черешневый. Может, и не так горько было б от неё? Как думаешь?
– Никакую измену не прощу, – уверенно произнесла подруга, отбирая таз. – Хоть под каким соусом: черешневым, медовым или с золотым дождём.
Лиля не стала отвечать. Потому что вроде и понимала, что подруга права. Да и сама она сколько раз зарекалась, что никогда не простит предательства. А самой сейчас так хотелось, чтобы он позвонил, написал, примчался сюда и сказал, что всё было ошибкой. Что сам не понимает, как такое произошло. Но в голове звучало безразлично-холодное: «Так вышло». Как нож вонзил. Предательское лезвие из слов прокручивалось в ране, причиняя острую боль. Лиля, как медик, пусть и не психолог, а процедурная сестра, уже сама себе диагноз за диагнозом ставила. Только легче не становилось. Два года коту по хвост. Точнее, какой-то курице под каблуки.