Сердце – одинокий охотник - стр. 29
Мик подошла с тарелкой к плите и взяла себе добавку. Голос Порции повышался и понижался, как в песне; теперь ее было уже не унять.
– Отца я редко вижу, может всего раз в неделю, но часто про него думаю. Мне его так жалко, так жалко. Книг он прочел больше, чем любой белый тут, у нас в городе. Больше прочел книг и больше переболел душой, чем все. Ничего для него, кроме этих книг и этой муки, и нету. Бога он забыл и от церкви отвернулся. И все его беды только из-за этого.
Порция разволновалась. Стоило ей завести разговор о боге, о своем брате Вилли или о муже, по прозвищу Длинный, и она распалялась.
– Я лично, к примеру, не из секты крикунов. Я пресвитерианка, мы против катания по полу и не причитаем на разные голоса. Мы каждую неделю не причащаемся и не мотаемся по церкви всем скопом. Мы в церкви поем и не мешаем священнику говорить проповедь. По правде сказать, и тебе бы не мешало попеть и хоть в кои веки послушать проповедь. Тебе бы самой полагалось водить брата в воскресную школу, ты уже взрослая, можешь и в церкви посидеть. Последнее время так нос задрала, что того и гляди угодишь в преисподнюю.
– Еще чего, – пробурчала Мик.
– А вот мой Длинный раньше был методистом. Пока мы не обвенчались. Каждый воскресный день вызывал святого духа, ну просто обожал кричать, все требовал очищения. Но когда мы поженились, я заставила его перейти в мою церковь, и, хоть иногда его и теперь не так-то легко утихомирить, я лично считаю, что у него все идет на лад.
– А я в бога верю не больше, чем в деда-мороза, – объявила Мик.
– Ну, ты это брось! Мне иногда кажется, что ты и мой папаша – два сапога пара.
– Я? Я и твой папаша?
– Да не лицом вы похожи. А в том, какая у вас обоих душа.
Братишка поглядывал то на одну, то на другую. Вокруг шеи у него была повязана салфетка, а в руке он держал чисто вылизанную ложку.
– А что бог ест? – спросил он.
Мик встала из-за стола, но на миг задержалась в дверях. Иногда она любила подразнить Порцию. Та как заведется, так и пошло-поехало – ни о чем другом и говорить не хочет.
– Такие, как ты и мой отец, раз вы не ходите в церковь, никогда не будете знать покоя. Ну возьми, к примеру, хотя бы меня. Вот я верую, поэтому и душа у меня покойна. И у Братишки тоже. Как и у моего Длинного, и у моего Вилли. Или вот взять, к примеру, мистера Сингера; он хоть и молчит, но по виду мне кажется, что и у него тоже на душе светло. Я это сразу почуяла, с первого взгляда.
– Заладила! – сказала Мик. – Ты сама псих, в сто раз больше твоего отца.
– А вот ты бога никогда не любила и вообще никого не любишь. Просто бесчувственная, вот ты кто! Тебя ничем не проймешь. Но я тебя вижу насквозь. Вот хотя бы сегодня – целый день будешь по дому слоняться как окаянная. Места себе не найдешь, словно что потеряла. И накручивать себя до белого каления. И сердце у тебя будет так биться, что вот-вот из груди выскочит. А все потому, что никого ты не любишь и в душе у тебя нет покоя. И в один прекрасный день ты и вовсе оборвешь постромки, а тогда тебе конец. Ничегошеньки тебе после этого не поможет.