Серафина - стр. 37
– Так что, она очень вредная? – спросила фрейлина.
Я застыла на месте. Не могли же они говорить обо мне?
– Прекрати! – воскликнула принцесса. Смех ее журчал, как вода. – Я сказала «раздражительная», а не «вредная».
У меня запылало лицо. Раздражительная? Неужели вправду?
– Но все равно, сердце у нее доброе, – добавила принцесса Глиссельда, – что делает ее полной противоположностью Виридиусу. К тому же она почти мила, вот только вкус в одежде ужасный – и я решительно не могу понять, что она творит со своей прической.
– Ну, этому легко помочь, – вставила фрейлина.
Я наслушалась достаточно и шагнула за порог, кипя от ярости, но стараясь не подтвердить данную мне характеристику. Фрейлина была наполовину порфирийка, если судить по темным кудрям и теплому, смуглому оттенку кожи. Смутившись, что ее подслушали, она прижала ладонь ко рту.
– Фина! – воскликнула принцесса Глиссельда. – Мы как раз о тебе говорили!
Только принцессам позволено никогда ни в каком разговоре не чувствовать неловкости. Она улыбнулась ослепительно безмятежной улыбкой; солнечный свет из окна у нее за спиной превратил ее золотые волосы в нимб. Присев в реверансе, я подошла к клавесину.
Принцесса Глиссельда поднялась и стремительно двинулась от окна в мою сторону. Ей было пятнадцать – на год меньше, чем мне, и от этого мне было странно ее учить. Для своего возраста она была очень миниатюрна, отчего я чувствовала себя неуклюжей великаншей. Она обладала любовью к парче, усыпанной жемчугом, и такой уверенностью в себе, о какой я и мечтать не могла.
– Фина, – прощебетала она, – это леди Милифрин. Она, как и ты, обременена излишне длинным именем, поэтому я зову ее Милли.
Приветственно кивнув Милли, я едва удержалась от того, чтобы заметить, как глупо эти слова звучат из уст человека по имени Глиссельда.
– Я приняла решение, – провозгласила принцесса. – Я буду выступать на концерте в честь кануна Дня соглашения, исполню гальярду и павану. Но только сочинения Терциуса, а не Виридиуса.
Я расставляла ноты на пюпитре, но при этих словах помедлила с книгой в руке, взвешивая ответ.
– Если помните, в сюите Терциуса вам нелегко давались арпеджио…
– Ты хочешь сказать, мне не хватит мастерства? – Глиссельда угрожающе вздернула подбородок.
– Нет, всего лишь напоминаю, что вы назвали Терциуса жалкой трухлявой жабой и швырнули ноты о стену. – Тут обе захохотали. Я добавила осторожно, словно ступая на шаткий мост: – Если вы будете упражняться и послушаетесь моих советов по поводу аппликатуры, у вас начнет получаться достаточно хорошо.