Серафина - стр. 22
Мир потемнел по краям; крики превратились в шипение. Я пошатнулась и ничком упала в снег.
Лежу в постели, беременная и огромная. Простыни липкие, меня лихорадит и трясет от тошноты. Орма стоит в другом конце комнаты в пятне солнечного света, глядя из окна в пустоту. Он не слушает. Ерзаю от нетерпения; времени у меня осталось немного.
– Я хочу, чтобы ребенок тебя знал.
– Меня не интересует твое потомство, – говорит он, опустив взгляд на свои ногти. – И я не собираюсь поддерживать связь с этим ничтожеством, твоим мужем, после твоей смерти.
Плачу, не в силах остановиться, но мне стыдно, что он заметит, как расшатался мой самоконтроль. Он сглатывает, скривившись, словно чувствует на языке желчь.
Я кажусь ему сейчас чудовищем, знаю, но я люблю его. Возможно, это наш последний шанс поговорить.
– Я оставлю ребенку несколько воспоминаний.
Орма наконец смотрит на меня, в его темных глазах – отрешенность.
– Ты сможешь?
Не знаю наверняка, и у меня нет сил это обсуждать. Корчусь под простынями, пытаясь облегчить режущую боль в нижней части живота.
– Я собираюсь оставить ребенку жемчужину разума.
Орма почесывает тощую шею.
– Полагаю, жемчужина будет содержать воспоминания обо мне. Поэтому ты мне об этом говоришь. Что будет ее раскрывать?
– Твое истинное обличье, – говорю я, слегка задыхаясь, потому что боль усиливается.
Он издает звук, похожий на лошадиное фырканье.
– При каких же это обстоятельствах у ребенка будет возможность увидеть меня в естественной форме?
– Сам решишь, когда будешь готов признать себя дядей. – Резко глотаю ртом воздух, потому что живот сводит жестокой судорогой. Времени едва хватит на то, чтобы создать жемчужину. Я даже не уверена, что мне достанет силы, чтобы сосредоточиться как следует. Говорю Орме так спокойно, как только получается: – Приведи Клода. Скорей. Пожалуйста.
Прости меня, дитя, за всю эту боль. Нет времени ее стирать.
От боли, молнией разрезавшей голову, мои глаза распахнулись. Маурицио держал меня на руках, словно младенца. В нескольких шагах от нас старик Карал выплясывал на снегу диковинный танец. Рыцарь раздобыл где-то копье и, размахивая им, отгонял дракона. Чудовище отступило на площадь, к своей стае.
Нет, не «чудовище». Это был Орма, мой…
Даже мысленно я не могла этого произнести.
Перед глазами то расплывалось, то фокусировалось озабоченное лицо Маурицио. Я кое-как выдавила: «дом адвоката Домбей, у святой Фионнуалы», а потом снова потеряла сознание. Очнулась только, когда Маурицио передал меня в руки отца. Папа помог мне добраться наверх, и я рухнула на кровать.