Серафина и посох-оборотень - стр. 33
– Запомнила? – спросил он, закончив объяснять про столовые приборы.
– Запомнила. Вилка для горячего внутри, вилка для салата снаружи. Только у меня вопрос.
– Ну?
– Что такое салат?
– Елки-палки, Серафина!
– Я просто спросила!
– Это миска с этим… ну, знаешь… растительностью всякой. Капуста, там, листья салата, морковка, ну, все в этом роде.
– Кроличья еда.
– Нет, барышня, не кроличья, – твердо проговорил папаша.
– Птичий корм.
– Нет.
– То, чем питается добыча.
– Слушать не желаю такие разговоры, и ты это знаешь.
Глядя на папашу, объясняющего ей тонкости столового этикета, Серафина вдруг поняла, что он никогда не сидел за одним столом с Вандербильтами. Он, скорее, исходил из своих представлений о том, как это должно выглядеть, а вовсе не из реального опыта. Особенно ее настораживало то, как папаша описывал салат.
– Зачем богатым и приличным людям вроде Вандербильтов есть листья, если они могут позволить себе что-то хорошее и вкусное? Почему они не едят курицу весь день напролет? Я на их месте так объедалась бы курятиной, что стала бы толстой и ленивой.
– Сера, будь серьезнее.
– Да я серьезна! – ответила она.
– Послушай, ты стала друзьями с молодым господином, и это хорошо. Но, если ты хочешь остаться с ним в дружбе надолго, тебе необходимо выучиться основам.
– Основам?
– Научиться вести себя, как дневная девочка.
– Да я же не из Вандербильтов, па, и он это знает.
– Я понимаю. Просто не хочу, чтобы ты, когда будешь там, наверху…
– Что? Напугала их?
– Сера, тебе самой известно, что ты не самый нежный цветочек в саду, вот и все. Я тебя люблю ужасно, но, надо честно признать, ты у меня диковата – все время толкуешь о крысах да о добыче. По мне-то, и так все здорово, но…
– Я понимаю, па, – хмуро проговорила Серафина, которой не хотелось, чтобы он продолжал. – Я постараюсь вести себя самым лучшим образом, когда буду наверху.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Серафина вздрогнула и чуть было не кинулась бежать. Она столько лет пряталась от всех, что до сих пор, заслышав приближающиеся шаги, пыталась спрятаться.
– Кто-то идет, па, – шепнула она.
– Не, никто не идет. Ты лучше слушай, что я говорю. Нам надо…
– Прошу прощения, сэр, – сказала молоденькая служанка, входя в мастерскую.
– Господи, девочка, – воскликнул папаша, оборачиваясь, – нельзя же так пугать-то!
– Извините, сэр, – ответила девушка, приседая в реверансе.
Служанка была совсем молодой, по виду – всего на пару лет старше Серафины. У нее было очень милое лицо, обрамленное темными кудрявыми волосами, выбивающимися из-под белого чепца. Как и все служанки, она носила черное хлопчатобумажное платье с накрахмаленными белоснежными манжетами и воротничком, а также длинный кружевной передник, тоже белый. Но, судя по внешности и по говору, она была из местных – из горных жителей.