Семья для чемпиона - стр. 43

Вот только Ярослав не на шутку заводится, принимая максимально близко к сердцу ситуацию. Его глаза буквально наливаются кровью, а огромные кулачищи опасно сжимаются и разжимаются, заставляя мое сердце трепетать от страха. Дискомфортно, честно говоря, когда перед тобой сидят два метра и сто килограммов закипающих от злости мускулов. А судя по гуляющим на лице желвакам и напряженным плечам, Ремизов на грани взрыва.

С этим надо что-то делать, пока он не наломал дров. И я не придумываю ничего лучше, чем накрыть его сжатую в кулак ладонь, лежащую на столе, своей ладошкой. Слегка сдавливая горячие пальцы мужчины, улыбаюсь:

– Эй, чемпион, выдыхай.

Яра это слегка отрезвляет. Я чувствую, как от моего прикосновения он вздрагивает. Опускает взгляд на наши руки и… перехватывает своей ладонью мою. Обхватывает мои пальцы, сжимая.

– Я его убью, – цедит сквозь зубы.

– Ты с ума сошел? Брось!

– А если бы не мое возвращение в страну? Ты бы так и поднимала Димку одна? Эта сволочь ведь не платит алименты?

– Я не одна. У меня есть родители, которые нам помогают.

– Это неправильно, Ава! Нечестно, блин, что он спускает все деньги на шлюх и травку, когда ты одна впахивашь и поднимаешь вашего сына. Хоккей – это дорого!

– Да жизнь вообще штука несправедливая, если ты не заметил.

– Меня убивает твое спокойствие, – выдыхает Ремизов. – Просто убивает!

Я посмеиваюсь:

– Просто за тринадцать лет я уже тысячи раз прокручивала подобные диалоги в своей голове. Злилась, бесилась, тратила кучу сил и энергии на глупую ненависть к судьбе за ее несправедливость, пока не поняла, что меня ведь все устраивает в моей жизни, – пожимаю плечами. – Я счастливый человек. У меня классный сын. Здоровые родители и любимое дело. Мне не на что жаловаться.

Ярослав качает головой:

– Ава.

– Ну что? – улыбаюсь я.

– Ты просто святая. Другая на твоем месте хорошенько бы Гордея поимела. И была бы права.

– Гордей – грязь. А я не люблю мараться.

Ремизов заламывает бровь. Хмыкает и качает головой. Кажется, вот теперь его окончательно отпускает. Растирает ладонями лицо и затылок. Смотрит на меня из-под бровей и снова качает головой.

Да, вот такая я странная. Мне плевать, в каком дерьме погряз Гордей, это его жизнь и его проблемы. Моя жизнь – Дима, и я расшибусь, но дам своему ребенку только самое лучшее. А такой отец, как Ремизов-младший, точно к этой категории не относится.

Я подливаю себе чая из чайничка и делаю глоток, смачивая пересохшее горло. Легкая облепиховая кислинка бодрит. Ставлю чашку на блюдце, звякнув ложкой, и интересуюсь:

– Может, ты уже скажешь, что у тебя ко мне был за серьезный разговор? Или ты передумал?