Семнадцать мгновений весны (сборник) - стр. 40
– Что?! – спрашиваю я.
Женщина начинает плакать.
– Миленький, неужто наш? – шепчет она.
Я давно не слышал женской речи. Мужчины в лагере говорят иначе. Ни в одном нашем слове там не было такой доброты, испуга и такой радости, какую я услыхал сейчас.
– Тише! – прошу я.
– Да спят они.
– Кто?
– Хозяйка моя с детьми.
– А ты здесь зачем?
– Она велела.
– Что она велела?
– С чердака сухого сена принести.
– Не врешь?
Она не отвечает. Она опускается рядом, закрывает глаза и тянется ко мне. На женщине накинут френч, он расходится, и я вижу ее тело. Меня всего начинает бить такой дрожью, как будто я очень замерз. Она что-то быстро-быстро говорит, обнимает меня и все сильнее прижимает к себе. Я не вижу ее глаз – они крепко зажмурены, я только чувствую ее всю рядом с собой.
Женщины! Пожалуй, о них в лагерях тоскуют так же сильно, как и о свободе. Только те, у которых дома остались малыши, больше тоскуют о них. У нас один капитан плакал по ночам навзрыд и причитал: «Сыночек мой маленький, Сашенька… Как ты там без меня? Сыночек мой маленький, Сашенька…»
Год назад Надю угнали из Брянска в Германию. В России остались мать, два маленьких брата и муж Коля. Он в армии.
Ее дыхание щекочет ухо, и я улыбаюсь, слушая ее. Потом я понимаю, что она может обидеться, и чуть отодвигаю голову. Но она придвигается еще ближе ко мне, и снова ее дыхание щекочет мне ухо, и снова я не могу не улыбаться.
– У нас дом чистый, пятистенный, – шепчет Надя, – у окон герани стоят и два фикуса. У нас еще лимонное дерево было, только его братишка разбил. Ночью пошел в сени воды напиться и разбил. Мы другую кадку сделали, да только оно все равно завяло.
– Корни, наверное, повредило, – говорю я.
– Ну конечно корни, – радуется Надя, – а что ж другое-то? Хотели мы новое купить – а тут война началась.
– Кончится война – купите.
Надя сразу же начинает плакать.
– Ты не плачь, – прошу я, – не надо плакать. Обижают тебя здесь?
Женщина отрицательно качает головой.
– Нет, – говорит она, – немка добрая. Не дерется. Пацаненок только ейный камнями иногда кидает. А так – ничего. У других хуже. Ты про них не говори, – перестав плакать, просит она, – ты про нас говори.
– Ладно.
– Про дом.
– Ладно.
– У тебя тоже цветы есть?
– Есть. Столетник.
Надя улыбается:
– Это какой же такой столетник?
– С иголками. От всех болезней помогает.
– Да?
– Честное слово.
– Я тебе верю. А ты женатый?
– Нет.
– Невесту оставил?
– Нет.
– А у меня Коля красивый. Волос у него кучерявый, русый и мягкий очень. Добрый он – оттого и волос мягкий.
…Под утро я ушел дальше. Она показала мне кратчайший путь к развилке дорог, чтобы я мог сориентироваться. Женщина поцеловала меня и улыбнулась сквозь слезы.