Размер шрифта
-
+

Семилетняя война. Как Россия решала судьбы Европы - стр. 14

Пехота отважно бросилась в штыковую за раненого Лопухина, он ещё воодушевлял армию. Вскоре бой продолжился с не меньшим ожесточением за тело погибшего генерала.

Героя похоронят на поле боя, с подобающими почестями. Но после войны перезахоронят в Москве, в Андрониковом монастыре, в родовой усыпальнице. В армии имя Лопухина запомнили надолго: у него и до Гросс-Егерсдорфа была репутация честного воина. А гибель генерал-аншефа на поле боя – явление редкое, достойное мемориала в наших сердцах. Это был Багратион 1757 года… Недолго пришлось ждать армейской песни о Лопухине – по-видимому, она сложилась в офицерской среде:

Как не пыль в поле пылит,
Пруссак с армией валит,
Близехонько подвалили,
В полки они становили.
Они зачали палить —
Только дым с сажей валит.
Нам не видно ничего,
Только видно на прекрасе,
На зеленом на лугу
Стоит армия в кругу,
Лопухин ездит в полку,
Курит трубку табаку.
Для того табак курит,
Чтобы смело подступить,
Чтобы смело подступить
Под лютого под врага,
Под лютого под врага,
Под пруцкого короля.
Они билися-рубилися
Четырнадцать часов.
Утолилася баталья,
Стали тела разбирать:
Находили во телах
Полковничков до пяти,
Полковничков до пяти,
Генералов десяти.
Еще того подале
Заставали душу в теле,
Заставали душу в теле —
Лопухин лежит убит…

Для Румянцева пример Лопухина значил не меньше, чем пример павшего в бою фон Вейсмана для Суворова в эпоху русско-турецких войн.

Стыдно было отступать и тем более сдаваться после ранения Лопухина и героической схватки гренадер за тело командира. И Румянцев замыслил неожиданный смелый маневр, который решит исход сражения. В этой битве (да и вообще – в Семилетней войне) в нашей армии инициативы командиров оказывались важнее задумок главнокомандующих. Румянцев почувствовал, что и солдаты (большинство из которых, заметим, он еще не успел досконально изучить) яростно желают броситься в бой – выручать товарищей.

Когда пруссаки теснили 2-й Московский полк – Румянцев находился в Норкиттенском лесу, с пехотным резервом. Конечно, он стремился вмешаться в сражение и вряд ли надеялся, что Апраксин отдаст дельный и смелый приказ. Да он и не дожидался приказов.

Андрей Тимофеевич Болотов – замечательный мемуарист, искренний и тонкий. Но в записках о Гросс-Егерсдорфском сражении он превзошёл себя. Его полк не принимал непосредственного участия в бою. Но Болотов в тот день слышал гром победы и многое видел своими глазами. Его свидетельство ценно: вместе с мемуаристом мы видим события глазами современника, ощущаем и ужас, и подъём того дня. О самых трагических минутах боя он пишет эмоционально, горячо. И минуты перелома, когда русские начали одолевать пруссаков, оживают перед нашими глазами. Вот воины Румянцева пробираются сквозь чащобу. Они готовы погибнуть на поле боя, но отомстить.

Страница 14