Семена Перемен - стр. 1
Пролог
Когда тебе двадцать, ты не хочешь видеть кровь.
Но третий день центу́рия удерживает вершину холма. Третий день звенит оружие, трещат щиты, свистят стрелы. Рядом падают товарищи, и, кажется, смертям нет конца. Металл не щадит никого: ни молодых, ни старых; ни грешников, ни праведников. Война – великий уравнитель.
Если не думать, становится проще. Твой приказ – стоять любой ценой. И ты стоишь, раз за разом отбивая атаки дружины князя Ауду́льва. Он силен как волк, несется впереди своего кри́га, рычит, словно голодный зверь, отбивает удары коротких мечей, забирает жизни без счета. Но все же отступает. А за ним и дружина.
Короткая передышка между атаками наполнена тишиной и стонами раненых. Тем, кого убили сразу, повезло. Остальные предоставлены собственной боли. Мало кто может ее выдержать, сохранив достоинство. Каждый cломается по-своему – кто-то раньше, кто-то позже, – но cломаются все. Опцио́н Гену́ций, потеряв ногу, визжит как свинья, когда рану прижигают каленым железом. Не помогают ни годы службы, ни знак отличия – продольный гребень на шлеме. Говорят, он повидал много походов и в конце прошлого года должен был завершить службу, но началась Большая война и призывать начали даже ветеранов.
Кажется, никто не понимает, за что воюет. Обычная жизнь закончилась, а вместе с ней закончились и привычные цели: завести семью, построить дом, вырастить детей. Счастье сейчас – дотянуть до завтрашнего дня, получить свою порцию похлебки из общего котла, пару часов поспать. Раньше это казалось чем-то обыденным, теперь – роскошь.
Трубы предупреждают о новой атаке. Центурия выстроена, пи́лумы готовы встретить самых отчаянных. Бросок. Тонкие наконечники врезаются в щиты, тяжелые древки тянут их к земле. Пришло время мечей, смертей и крови.
Когда тебе двадцать, у тебя нет выбора.
Часть I. Эрик
Глава 1. Другие вещи
Э́рик бежал по улочкам Па́теры. Прямо перед ним, скрытая у основания домами, высоко в небо уходила огромная Башня. Ее отвесные склоны чернели, словно шкура соседского кота, а стаи городских голубей никогда не поднимались выше середины. На таком расстоянии отдельных птиц уже не было видно. Их группы казались похожи на размытые, постоянно меняющие формы полупрозрачные кляксы, в очертаниях которых мальчику виделись образы волшебных летающих животных из маминых сказок. С вершины титанической Башни, словно из жерла вулкана, извергались клубы дыма и пепла, застилавшие небо от края до края. Покуда хватало глаз, если не оборачиваться, небосвод был холодно-серым и угрюмым, но Эрик знал, что за спиной, со стороны серпа, упрямые лучи Светил пробивали толщу смога и окрашивали его в голубые и желтые тона.
В правой руке Эрик держал три камушка. Нашел их на площади и теперь перекатывал в ладони. Круглые и шероховатые, привычно-серого цвета, они неуловимо отличались от остальных. Ми́я, старшая сестра, посмеивалась всякий раз, когда он пытался втолковать, чем его привлек тот или иной предмет. «Совсем из ума выжил?» – говорила она, а Эрик краснел и злился. Как можно объяснить то, что не понимаешь сам?
На одном из перекрестков дорогу преградила пара широкоплечих ли́беров в серых балахонах с гербами Культа Чаши – золотыми кубками на красном фоне. Мальчик покрутился вокруг, но заглянуть за спины так и не смог.
– Эй, малой, – окликнул Эрика крепко сложенный мастеровой-гудда́р. – Полезай-ка на плечи. Смотрю тебе шибко интересно, что там происходит. Свои своим всегда помогают! – Гуддар ухмыльнулся, обнажив нестройный ряд зубов. – Давай, смелей!
Эрик забрался на плечи и только потом догадался неловко сказать:
– Спасибо.
– Да брось, – отмахнулся тот. – Твой поди моему сыну тоже подсобил бы! Так ведь? Правильно говорю?
– Правильно, – улыбнулся Эрик. Отец любил детей и никогда не бросал никого в беде.
– Вот. Гуддары своим всегда помогают! И ты мотай на ус, хоть усов у тебя пока и нет, – мастеровой фыркнул от собственной шутки. От него пахло потом и железом. Эрик подумал, что он, наверное, тоже работает в кузне, как и отец. Плечи у мастерового были сильные и крепкие, сидеть на них – одно удовольствие. – Ну так что там, видно тебе?