Семьдесят пять ступеней вверх. Сборник рассказов - стр. 11
Банкомёт убивает мою семёрку.
– Мечите, сударь, ещё!
Ставлю клюнгер, выбираю карту – пусть будет дама, раз уж мы о дамах. Подрезаю, и… была-не была!
Так вот, моя первая любовь была очаровательная мимими. И как же очаровательно она обрубила моё стремление к свободе строить неповторимую судьбу!
– Ну что ты заладил? Зачем продумывать? Как все нормальные люди, встанем на ноги, возьмём ипотеку. Чё думать-то? – хлопая ресницами, лепетала она – моё очаровательное разочарование. – Лет через пять можно и ребёнка запланировать.
«Запланировать ребёнка»! Противно, ей-богу. Я так и представил, как она тонкими белыми пальчиками каллиграфически выводит в ежедневнике на среду каким-нибудь третьим пунктом – чтобы не забыть! – «ребёнок». Да, мне всегда казалось, что я родился не в то время.
Второй абцуг – ничего. Третий. Есть! Чётная дама. Прекрасно!
– Загибаю угол, мсье!
Месье поджимает губы, но кивает. Я знаю – он нервничает, но слишком хорошо воспитан. Высшее общество, господа! В карточных играх не принято выказывать эмоций.
Из глубины зала раздаётся звонкий хрустальный смех, где-то я такой слышал… Молодая! Ну, конечно. Барышня в цвету. И роброн ей к лицу – мило, очень мило. Надо будет подойти, представиться. Но не сейчас. Карточный этикет – почти как дело чести: нарушать нельзя. Во время игры партнёры разговаривают только друг с другом и только по делу.
Так вот, жить по пунктам чьего-то плана я не захотел. И пошла вереница таких же запрограммированных подружек: номер два, номер три… Всё под копирку – жизнь по готовому решению. А где-то далеко гремели войны, и кто-то погибал. Но это было где-то. Свобода слова, печати – да, чёрт подери! – писали и печатали. Да только все были от этого свободны. Всем начхать! «Люби себя, чихай на всех, и в жизни ждёт тебя успех», – да только успех тоже был какой-то готовый, «под ключ». И мне стало скучно.
Чей-то ледяной взгляд скользит по моей спине. Кто это там, в толпе? Знакомые глаза… Серые, сумасшедшие. А, впрочем, какая разница? Мало ли, кто уставился на чёрного графа. Да, я здесь граф Скавронский – потомственный дворянин. И чёрный, потому что все меня боятся. Боятся оттого, что не видят во мне страха. Ха! Мне слишком скучно, чтобы трусить.
Выигрываю соника.
– Не желаете ли отыграться, мсье?
– Увольте! Не сегодня, – и месье пухлыми пальцами, сверкая перстнями, обтирает потный лоб.
Покидаю ломберный столик – ничего, ещё вернусь. Воистину, зелёное сукно – символ свободы в этой несвободной стране! Да уж… Забавный каламбур. А ведь и страна совсем другая, никакой тебе демократии.