Семь суток самадхи - стр. 6
– Говори, говори, я слушаю, – уже совсем нетрезвым голосом промямлил Хасан, все еще не теряющий надежды добраться до нетронутой мякоти в скорлупе ананаса.
– Я предлагаю написать ей письмо. Хасик – грамотный, он поможет. Так мол и так, дорогая подруга, вашему знакомому Тимуру за его благородный порыв души, так сказать, светят тюремные нары, а пока он сидит на гарнизонной гауптвахте…
– Накаркаешь, черт!
– Да это ж мы понарошку, чтоб совесть пробудить. Посмотрим, как она тогда запляшет! А не приедет, поедем сами ее хахалю морду бить. Хасан, ты поедешь?
– Я? П-по-едуу. Хоть на край … ик … света.
– Все, ребята, все! Больше к этой теме не возвращаемся. Табу. Запрет. Вассалам.
3
Между тем народу в баре прибывало – почти все столики были заняты. Стоял пьяный галдеж, две-три пары – бар, разбитый перегородками на несколько комнат, не был приспособлен для танцев – обнимались в полутьме под негромкие звуки тягучих мелодий, исполняемых музыкантами. В их репертуаре была в основном "фоновая" музыка, которая создавала нужное настроение и не мешала клиентам общаться друг с другом. Но исполнялись песни и по заказу.
Сеня прикурил сигарету, спрятал зажигалку в один из многочисленных карманов практичных армейских штанов цвета хаки и направился к маленькой сцене в углу самой большой комнаты бара, где расположились музыканты.
– Опять какой-нибудь фокус выкинет, – предположил Хасан, заметно протрезвевший после того, как Тимур с Сеней произвели в туалете оздоровительную процедуру посредством засовывания хасаниной головы под кран с холодной водой.
– Надо думать, как рассчитываться будем.
– Сеня же сказал, что за все заплачено.
– Сеня и не такое скажет.
– У меня вот тут кое-что есть, – Хасан достал бумажник из внутреннего кармана отлично пошитого в Штатах армейского кителя, – но это мелочь. Я же не знал, что мы так размахнемся, а то б со счета снял.
– И я после этого самохода на мели. Сеня кашу заварил, пусть и расхлебывает.
А их непоседливый приятель уже возвращался к столу небрежной походкой бывалого матроса, заглянувшего в портовый кабак, чтобы подцепить очередную красотку. Сеня плюхнулся на стул и, не дав никому рта раскрыть, изрыгнул фонтан клокочущих эмоций:
– Гниды, скоты! Я им говорю: плачу наличными, сыграйте, Христа ради. Не знаем, говорят, такую песню. Как это не знаете? А на хрена тогда вы здесь вааще нужны. Такая классная вещь – и не знают. Ее мой батя любил, "Комбат, батяня" называется. Вы-то хоть слышали, Тим, Хасик?
– Что ты как попугай, целый вечер долдонишь "батя да батя", зациклился, что ли? – поинтересовался Хасан с легким раздражением в голосе.