Семь причин, чтобы жить - стр. 32
— Джун!
О, нет, ему не стоило подходить. Ему не стоило окликать её, а тут же развернуться и уйти, потеряться в школьных коридорах и пообедать на школьном кампусе. Весна дышала жизнью, в тот день солнце не скрыли тучи.
— Тебе чего, болезный? — обернулся на него Бак Поуп.
Ник недоумённо моргнул, посмотрел на подругу, но та очень увлечённо разглядывала свой обед. Бак поднялся.
— Да ладно тебе, — протянула сидящая рядом девушка. — Такой ранимый, вдруг ещё вскроется из-за тебя.
С соседних столов, за которыми постепенно затихали разговоры, послышались смешки.
Ник понимал и не понимал. Неотрывно глядел на Джун и ждал, пока она встанет, возьмёт его за руку, уведёт прочь и всё объяснит. Разумеется, у Джун есть для этого объяснение.
— Не вскроется, он боли боится, не забыла? — противную рожу исказила не менее противная ухмылка. — Чё встал, болезный?
Почему?
— Я...
— Слушай, а ты на препаратах сидишь? — пригнувшись, Бак с силой хлопнул его по плечу. — Ну, колёса там, ещё чего? Может поделишься, по секрету?
Он говорил громко специально, слышала вся столовая. Ник обратился в горный хрусталь.
Почему?
— Внимание! — теперь уже действительно крикнул он. — Если у кого-то депрессия или ломка — обращайтесь к Николасу Бэкорду!
Столовая грохнула. Мало кто сидел на своих местах тихо и смотрел на верзилу с неодобрением. Больше на Ника.
Почему?
— Или погоди-ка... — подал голос ещё один парень. — Мамочка же не записывала его к врачу, значит и таблеток нет. У него другое лекарство — слёзы!
Николас вздрогнул, попытался вдохнуть, но не смог. Ноги подкашивались, всё тело пронимала дрожь, а картинка мира размывалась. Он куда-то проваливался, взлетал, разбивался и всё в один миг.
— Нюня! — выкрикнул кто-то.
— Ню-ня! Ню-ня! — подхватили студенты. — Ню-ня!
Как это называется? Почему вода опять течёт из глаз против воли и почему так больно, сложно дышать? Ник смотрел на Джун и думал, что она сейчас поднимется и всё объяснит. Как обычно — вздохнёт, откинет кудрявую прядь волос с лица и спокойно заговорит. Развеет бурю внутри своим ураганом, но Джун не поднималась.
— Скажи им, Джуни! — Бак продолжал лыбиться. — А ты — имей в виду, мужики не плачут, только если не из этих! Или, Джуни, может, про его ориентацию ты всё-таки умолчала?!
У неё была причина. Она должна была быть. У Джун всегда есть причина, чтобы поступать так или иначе. Может — ей угрожали?
Звуки сливались в один монотонный, слышались будто издалека. Перед глазами маячила противная рожа Бака и подруга, ковыряющая вилкой брокколи.