Семь ночей с тобой - стр. 39
Сегодня я должна быть особенно хорошей девочкой…
Вот только сейчас, хотя бы в эти короткие секунды, разрешаю слезам скатиться по щекам. Не вытираю их, опадая на пол ванны. Трясусь в беззвучных рыданиях, чтобы потом хладнокровно вымыть раны на теле, скрыть царапины джинсами, в которых меня похитили. Сверху надеть кофту с длинными рукавами. А отбитые ладони хорошенько намазать кремом, чтобы сгладить шероховатость.
Нанести макияж, расчесать волосы, нацепить улыбку.
Может быть, Мирон всё-таки ничего не заметит.
Если я особенно постараюсь…
************
Мирон заходит ко мне совсем поздно. Когда я уже полчаса как вышла из ванной, полностью готовая. Внешне, конечно. Несколько раз критично осматривала себя в зеркало — раны не видны, взгляд уже менее дикий, скорее пустой. Мирону подойдёт и такой.
Есть, конечно, риск при снятии одежды, но этот ублюдок всегда сильно возбуждается, в порыве страсти может и не заметить. А мне придётся подогревать эти порывы, разогревать их до максимума. Потому что я даже не знаю, что сказать ему в случае вопросов. И думать об этом заранее не хочу.
Когда дверь открывается, являя мне хозяина особняка и, что уж, моего тоже — я впиваюсь ногтями в и без того пострадавшие ладони. Лишь бы сдержать слёзы, которые снова подступают при одном только виде Мирона.
Цепляю на себя улыбку, делаю к нему пару плавных шагов… И застываю, только сейчас заметив, насколько он мрачен. Непривычно, тревожно, почти пугающе.
Я, кажется, даже дыхание затаиваю, не решаясь ни сказать что-то, ни надеться. Хотя последнее очень уж сложно. Ведь может же быть так, что его настрой связан с той папкой? Ведь не так уж невозможно, чтобы в Мироне начала просыпаться совесть?
Не спугнуть бы… Успокоиться бы хоть немного.
Мирон смеряет меня странным взглядом, под которым я, кажется, и вовсе перестаю дышать.
— С этого дня никаких совместных завтраков, разговоров, — неожиданно заявляет он таким суровым голосом, что я леденею. — И спать с тобой в одной комнате я больше не буду.
Делаю рваный вдох, не зная, как воспринимать такие заявления. Меня словно навзничь швыряет этими словами — куда-то ему под ноги, как ничтожную вещь. Не то чтобы я сильно надеялась на его пробуждение совести, но всё равно не была готова к прямо противоположному. Мирон говорит со мной так, будто это я в чём-то провинилась, а не он ведёт себя, как мудак.
— Ты просто шлюха, — продолжает он всё так же жёстко, и улыбка сползает с моего лица. Оказывается, всё это время я продолжала её натягивать. А теперь, кажется, бледнею. — И у меня нет желания с тобой сближаться.