Семь невест для демиурга - стр. 2
Незнакомец опустил руки, и к лежащей у ног рубахе присоединились штаны.
Я осталась нагая, но ни пар изо рта, ни выпавший иней меня больше не тревожил - весь диапазон температур, от пронзительной прохлады полярной ночи и до пылкого марева знойного дня - был теперь во мне. Ощущение тела пропало совсем. Кем бы я ни была ранее, здесь я переродилась, стала другой. Боль сворачивалась тугими клубками тьмы внутри того, что раньше было моей оболочкой, и эту темень пронзали лучи ослепительного счастья. Я дошла.
Бог опрокинул меня на землю. Схваченная заморозками трава омыла рану-ожог целительной росой, и проросла внутрь меня, разбуженная током горячей крови. Небо наклонилось и выплеснуло на нас целую лохань, полную звезд, крон деревьев, фиолетовой синевы.
Во мне разгоралось бушующее пламя - огненная стихия, казалось, вот-вот поглотит меня целиком, как вдруг в самый центр пожара с размаху вонзилось ледяное копье. Острое и огромное, оно достало до сердца, немного остудив жар, и с шипением растаяло… чтобы через мгновение пронзить меня вновь.
Каждый его толчок возносил меня выше, прямо к льдистым, острым, как лезвия, вершинам почти что нестерпимого наслаждения. Очередной из них поднял меня в мир радужного сияния и голубоватых всполохов. Свет исходил прямо от нас, точнее, от прильнувшего ко мне бога, вдали слышались тихие раскаты грома…
Я замерла, окруженная нереальным маревом, насаженная на копье, выкованное из огненной стали и закаленное, казалось, в самом сердце вечной мерзлоты. Окоченевшие, сведенные судорогой удовольствия конечности разбросаны по сторонам, в груди - ком из застывшего стона, слез и счастья. Заглянувшее в лес божество посмотрело мне в глаза и прикоснулось к щеке. Меня затопило нежностью, но от этого легкого движения я вдруг потеряла равновесие. Ощущение наполненности покинуло: поскользнувшись на тонкой кромке льда, я полетела вниз.
Одна. В темноту.
* * *
— А-а-а!...
Ринайя проснулась и рывком села. Правая рука машинально обхватила корпус лежащего рядом лука. Поздно: низ живота скручивали сладкие спазмы, словно в него все-таки успели всадить меч, а горло саднило от истошного крика, которого она... не издавала?
Никто не проснулся, побеспокоенный ее воплем: лагерь спал — настолько мирно, насколько можно спать в условиях негостеприимного леса. Никто не подскочил, выхватывая оружие и готовясь отражать нападение; никто даже не заворочался. А, значит, Ринайя не издала ни звука, хотя перед глазами все еще стоял образ сияющих металлических глаз и приближающегося дна черной пропасти.