Семь лет за колючей проволокой - стр. 20
– Не подпишешь?
– Нет! – твёрдо ответил я.
– Ну, смотри, – угрожающе произнёс он и взял протокол. – Так и напишем: «От подписи обвиняемый отказался…»
После чего вызвал конвой.
– Обыскать по полной программе! – приказал он.
Тогда-то у меня и забрали паспорт, ключи от комнаты, кошелёк с деньгами, примерно сто пятьдесят рублей, и обручальное кольцо. Дознаватель составил опись изъятого и выписал постановление об аресте. А на меня вновь надели наручники. Вскоре я уже ехал между двумя милиционерами на заднем сиденье уазика.
В голове вертелся всего один вопрос: куда меня везут? Но когда милицейский уазик въехал в какие-то странные ворота, которые тут же за нами закрылись, и мы оказались в своеобразном тамбуре перед другими воротами, я догадался, что мы приехали в тюрьму. От этой догадки у меня перехватило дыхание. Появилось такое чувство безысходности, что хотелось завыть от отчаяния. И всё-таки в самом дальнем уголке сознания теплилась надежда, что случилась чудовищная ошибка, в конце концов разберутся и я снова окажусь на свободе. Иначе не может быть! Не может в самой справедливой стране, как сказано партией и правительством, невиновный, более того, пострадавший человек быть лишён свободы! Не может быть потому, что не может быть никогда!
Какой же я всё-таки был тогда наивный!..
Сейчас, став намного старше и довольно неплохо разбираясь в работе правоохранительных органов, могу сказать, что коль скоро меня в то застойное время отвезли в тюрьму, то органы правопорядка просто обязаны были вывернуться наизнанку, но невиновным я из неё уже не вышел бы ни при каких обстоятельствах! Был бы человек, статья всегда найдётся! В то время существовало извращённое понятие «чести мундира».
Хотя почему «в то время»? Мне кажется, что и сейчас вряд ли многое изменилось в лучшую сторону…
От этого на душе очень муторно и противно, что и сейчас нет полного доверия к российским органам правосудия!
А в то время эта вера настолько прочно вбивалась в наши головы, что и мысли не было о том, что невиновного могут оболгать и лишить свободы.
После нескольких месяцев пребывания в Бутырской тюрьме я написал следующие строки:
Мои мысли
…Уже сказано столько слов, столько выпущено стрел в адрес нашего правосудия, что не имеет смысла напоминать о том, сколь не соответствует оно своему изначальному предназначению…
Октябрь, 1975 год.
А это я написал, отсидев более четырёх лет своего второго срока:
Мои мысли
…за много лет моего невольного знакомства с советским правосудием я не слышал ни одного доброго слова, ни одного слова в свою защиту.