Семь дней в июне - стр. 19
Женевьева нерешительно шагнула в кухню, на линолеумный пол, который тихо прошелестел под ее ногами. Наклонившись к спящему, она пощелкала пальцами перед его лицом. Безрезультатно.
«Хорошо, – подумала она. – В отключке он безвреден».
Затаив дыхание, она на цыпочках прокралась мимо мужчины к шкафчику над раковиной. Потянувшись за «Липтоном», опрокинула блинную муку. Коробка с глухим стуком ударилась о столешницу, выпустив облако белого порошка.
– Женевьева, – невнятно произнес он. Его голос звучал тоньше, чем следовало. И с хрипотцой от двух выкуренных пачек в день. – Как дела, Женевьева? Так тебя зовут, да?
– Так, – ответила она, поворачиваясь к нему. – Мы познакомились вчера.
Он улыбнулся, показав пожелтевшие зубы.
– Я помню.
– Еще бы, – пробормотала она и прислонилась спиной к столешнице, сложив руки на груди. Усмехаясь, он высвободился из куртки и бросил ее Женевьеве.
– Повесь куда-нибудь, детка. – Это прозвучало как «Повисикудадет».
Она посмотрела на куртку с крайним отвращением.
– У нас нет вешалок.
С лающим смехом он пожал плечами и бросил куртку на пол.
Потом откинулся на стуле и медленно вытянул одну за другой ноги. Усаживаясь, он не сводил глаз с Женевьевы, рассматривая ее от макушки пышного высокого хвоста до носков.
Женевьева была одета в безразмерную мужскую футболку Hanes и широкие пижамные штаны; он определенно не увидел бы ни единого изгиба ее тела. Впрочем, это не имело значения. Просто хотел запугать. Насладиться властью.
Можно было бы позвать маму, которая наверняка уже уснула. Однако Лизетт ничем бы не помогла. В последний раз, когда она рассказывала маме о стычке с одним из ее парней, тень… странная тень… скользнула по лицу Лизетт, а потом она просто отмахнулась.
– Ох, девочка моя, Бог его уже не простит, – сказала она, улыбаясь как кинозвезда. – Тебе нравится, когда тебя одевают и кормят?
Женевьева, оцепенев, кивнула со слезами на глазах.
– Ну что ж. Будь умницей. Веди себя хорошо, – предупредила она, все еще улыбаясь. – Кроме того, ты слишком умна, чтобы угодить кому-то в лапы.
«В отличие от меня», – эти слова Лизетт вслух не произнесла. Когда дело касалось мужчин, мама действительно не могла похвастаться большим умом. Каждый раз, когда ее бросал ухажер, она бывала растеряна и ошеломлена. А потом с новой надеждой бросалась к очередному придурку. Лизетт слишком доверилась надежде. Она была как ребенок перед автоматом с игрушками в детском игровом центре. Коготь никогда не захватывает игрушку, сколько ни целься, – все подстроено. Но малыш пытается из раза в раз, потому что надеется, что наконец-то получится.