Семь дней в искусстве - стр. 26

Родители Онор Джеймс были активными членами Международного совета Музея современного искусства (МоМА), но собирали свою коллекцию самостоятельно. Тем не менее «личное знакомство с художником имело для моего отца большое значение. Кроме Джексона Поллока, он встречался со всеми современными художниками, чьи работы покупал», – говорит мне Джеймс. И хотя «за каждым произведением стояла своя история», значение этих вещей для него никогда особо не акцентировалось. «Я училась в Дюкском университете. Помню, как на первом курсе я сидела в сто первой аудитории, где проходили лекции по истории искусства. Это был вводный курс, мы понемногу останавливались на каждой эпохе и вот подошли к нашему времени. Вдруг на экране появились картины Аршила Горки, и я сказала: „О боже, у нас есть одна из этих работ“. На слайдах сменялись произведения тех художников, чьи работы имелись у нас дома. Родители никогда не говорили, что их картины обладают ценностью или знамениты. Я ничего не знала об этом».

Продавать первые несколько работ было трудно. «Действительно нелегко видеть Поллока или Ротко упакованными для вывоза. Как будто ваши дети покидают дом, – сказала Джеймс. – Я никогда не испытывала подобного тягостного чувства личной утраты. Потом было очень странно видеть картины из нашего дома висящими в выставочных залах „Кристи“. Все это напоминало сон. Люди трогали их и снимали со стены. Когда мы росли, нам не разрешалось приближаться к ним. На первый аукцион, в Нью-Йорке, я надела мамин пиджак с ее любимой брошкой, но все-таки чувствовала себя ужасно. Я очень нервничала. Чтобы справиться с волнением, мне пришлось выйти в дамскую комнату. На следующих торгах, в Лондоне, от волнения меня тошнило». Со временем Онор научилась владеть собой и продавать успешнее. «У меня было чувство, что я иду по стопам родителей. Я ощущала эту связь с ними. Это был катарсис». Онор признается, что устала. «Я как будто потеряла невинность. Когда думаешь о пользе, которую могли бы принести деньги… Никто в аукционном зале не думает об этом».

20 часов 05 минут. Идет продажа лота № 36 – картины дорогого концептуального художника Герхарда Рихтера. Вчера на вечерних торгах в «Сотби» более значительная работа Рихтера не была продана, и похоже, что сегодня Рихтера тоже не купят. Несколько лет назад, после ретроспективной выставки Рихтера в МоМА, его работы продавались, как горячие пирожки. Бёрг слегка ударяет молотком и бормочет себе под нос: «Пропускаем». Что произошло? Я спрашиваю у Баэра. «Она выкуплена, потому что торги не достигли низшей отправной цены. Интерес к рынку Рихтера прошел. Те, кто хотел купить Рихтера, уже его купили».