Секс и тщеславие - стр. 16
– О, как мило! – хором воскликнули дамы.
Они кивнули Одену, прежде чем двинуться дальше, а тот уже изнывал от любопытства.
– Позвольте поинтересоваться, что же такое случилось в обеденном зале? Что так покоробило невозмутимых сестер Ортис из Манилы? – Люси и Шарлотта замялись на долю секунды, и Оден тут же уловил это. – Извините, я слишком любопытен.
– Нет, все нормально, – заверила Шарлотта, а потом на одном дыхании поведала, какой разговор только что состоялся у них с Розмари Цзао. – Она не отставала и устроила такой спектакль, что нам стало неловко и мы сбежали сюда в поисках убежища…
– Вообще-то, мне кажется, она хотела сделать нам приятное, просто таким специфическим способом, – перебила сестру Люси.
– «Специфическим» – это мягко сказано. Она с таким жаром убеждала нас согласиться на обмен! Я не могу понять, в чем ее интерес, – посетовала Шарлотта.
– А что, если нет никакого интереса? – предположил Оден. – Мне кажется, что вы, как это свойственно жителям Нью-Йорка, во всем ищете мотив… Я и сам этим грешу. Я имел честь познакомиться с миссис Цзао и думаю, что это предложение, вероятно, было сделано от чистого сердца. Она знает меня всего несколько дней, но уже пригласила меня провести семинар в Гонконге и даже сказала, что выделит место и позовет туда всех своих друзей. А вчера она заказала ананасовый и кокосовый шербет для всех, кто прохлаждался у бассейна. Мне показалось, это прекрасный жест.
Шарлотта глубоко вздохнула:
– Наверное, я ошиблась. Думаете, я была слишком подозрительной и поспешила с выводами?
– Шарлотта, Оден не говорил такого… – начала Люси.
– Ну что вы, конечно нет, – уверял Оден.
– Да, боюсь, моя слабость в том, что я скована рамками приличий. Я чересчур зациклена на благопристойности. Все так говорят.
Люси хотела закатить глаза, но удержалась. Она слишком хорошо знала эту игру сестры: Шарлотта была мастерицей по посыпанию головы пеплом. Теперь она смотрела Люси прямо в глаза:
– Дорогая, я делаю все это исключительно из лучших побуждений. Я здесь благодаря твоей щедрости, и меня интересует только сохранение твоего доброго имени.
– Моего доброго имени? – хохотнула Люси. – Ты говоришь так, будто мы живем в Эдвардианскую эпоху!
– Люси, ты Черчилль, никогда не забывай этого! Твоя фамилия и положение очень важны. Где бы ты ни была, ты – лицо семьи!
Шарлотта обожала эти отсылки к «семье». Она чрезмерно гордилась своими легендарными предками, всеми этими преданиями о первых колонистах, приплывших на «Мэйфлауэре» и породнившихся с одной из самых аристократических семей Великобритании, так что крыша родового замка никогда не протекала благодаря богатству прапрапрадеда с Уолл-стрит. Люси попыталась отмахнуться, но потом поняла, что Шарлотта намерена разглагольствовать и дальше.