Секретный архив майора Пронина - стр. 18
Что ж, Пронин обрызгался бельгийским одеколоном, надел новый костюм – темно-серый, пошитый известным рижским портным, повязал галстук – и верный водитель Могулыч за пять минут доставил его в министерство культуры.
Худой, как жердь, и сутулый, как знак вопроса, помощник Фурцевой встретил его у подъезда, подхватил и почтительно провел к кабинету. В его глазах Пронин прочитал испуг затравленного зверька: как будто началась война или его начальнице грозила неминуемая отставка… Если дело действительно в отставке – он вряд ли мог помочь. Тягаться с Брежневым и Косыгиным из-за прекрасной дамы, даже если она министр культуры – дело бесполезное. Да еще и наказуемое. К тому же это не имеет отношения к профессии Пронина: внутрипартийными дрязгами он не занимался.
Но вот и кабинет. Фурцева не вышла, а просто выбежала ему навстречу. А, может, точнее было бы сказать – выпорхнула. Екатерина Алексеевна недурно выглядела для своих лет, хотя тревога искажала ее миловидное лицо. Пронин сразу отметил, как легко она прыгала и поворачивалась на высоких, тоненьких каблуках – как девушка. Радушно улыбнулась ему, но испуга скрыть не смогла. В ведомстве явно случилось что-то из ряда вон выходящее, настоящая трагедия.
– Товарищ Пронин, дорогой Иван Николаевич! Я так долго вас ждала…
– Поверьте, я мчался к вам без промедлений.
– Конечно, конечно, дорогой Иван Николаевич. Просто тут такое дело… Международного уровня!
Сутулый помощник, опасливо озираясь, оставил их наедине. А Фурцева продолжала щебетать:
– Поверьте, речь не о моем личном престиже, я отставки не боюсь. Речь о мировом престиже нашей страны. Сейчас, после ухода Никиты, американцы только и ждут, чтобы мы оступились. И тогда пойдет целый вал пропаганды, клеветы… Но вы это знаете лучше меня. А тут… Вы знаете, в Пушкинском музее проходит выставка. Ее жемчужина – картина голландского художника Хальса. Это старинный, великий мастер.
– Да, я наслышан, долгое время картину считали более поздней, но наши ученые стопроцентно доказали, что это Хальс. Она экспонируется в Одесском музее, не так ли?
– О, вы всё знаете. Ну, конечно, наши органы знают всё! А я забыла предложить вам стул. Простите великодушно. Нервы стали сдавать. Полтора года в отпуске не была ни денёчка.
Они сели. Даже не напротив друг друга, а просто рядом. Фурцева продолжила трагическим тоном:
– Сегодня на выставке санитарный день. И вы представляете? С утра картина исчезла. Святой Лука. Евангелист. Шедевр, бесценная работа, достояние советского народа, обретённое совсем недавно. И вот…