Секрет шкатулки с драконом - стр. 18
Елена Безрукова
Не знаю, как дотянула до выходных. Хриплый шепот наглого дракона: «Я был очень плохим мальчиком…» – до сих пор стоит в ушах. Этот ящер задевает что-то внутри, он отравил меня собой, унес покой. Куда только подевалось мое знаменитое хладнокровие? Почему в случае с Тишинским разум дает сбой, уступая место странным, непонятным и двойственным чувствам? То мне хочется всадить в него скальпель, а то… о господи! Я просто не могу думать о подобном! Словно под наркозом доработала до конца рабочего дня пятницы и отправилась к родителям за город. Сашка с супругом тоже будет там. Долгая дорога (в очередной раз основные магистрали выезда из столицы встали) помогла немного собраться. Если утаивать некоторые подробности моей жизни от матери с отцом у меня получается вполне сносно, то от проницательной младшей сестренки ничего не скроешь. Она, как рентген, видит меня насквозь, а значит, разговора не избежать.
Высокие ворота гостеприимного родительского гнезда распахнулись, уже поздним вечером пуская меня на территорию небольшого поместья. Подъездная дорожка, и вот впереди мягко сияет огнями дом, надежный, каменный, немного чопорный и, на первый взгляд, довольно холодный, как истинный английский аристократ, но стоит узнать его поближе, как он станет нашептывать о долгих счастливых днях, о любви, царящей в этих стенах. К ночи еще похолодало, и я мелкими перебежками, потирая озябшие пальцы, кралась к двери.
– А вот и наша старшенькая пожаловала, – зазвучал папин насыщенный баритон из теплого нутра особняка. Он всегда чувствует, когда его дети рядом, тут никакие камеры не нужны, ибо Станислав Безруков – идеальный отец и муж. – Настасья, – позвал он любимую мамулю, – иди встречай. – Как в детстве, я влетела в такие надежные и крепкие объятия. – Замерзла совсем, ледышка моя. Идем скорее, мать ужин приготовила. Там столько, что я потом неделю доедать буду, – тихонько проворчал он, захлопывая дверь, отрезая нас от жгучего зимнего холода.
– Я все слышу, – притворно погрозила мама, выплывая из столовой. Как и всегда, красива, но нет в ее красоте ни капли идеальной отстраненности или высокомерия, только мягкое и живое тепло. Губы сами собой расплылись в улыбке. Мчусь ей навстречу, сжимаю за тонкую талию. Почему-то хочется плакать. Слезы сами собой наворачиваются на глаза, и я осторожно смахиваю их и зарываюсь носом в мягкий свитер, вдыхая родной аромат свежей выпечки с корицей и ее собственный – грейпфрут и океанская свежесть.
– Ох, детка. – Чувствую, как она улыбается, прижимая меня еще ближе к себе. – Действительно получилось многовато, – чуть смущенно проговорила мамуля куда-то мне в волосы.