Секрет моего начальника - стр. 27

Я попыталась испытать гордость: зарабатывала сама, обошлась без его денег, накопила на черный день и себе, и Арине. Но никак не получалось. Было ощущение, что по-настоящему он нас с дочкой бросил, закончив этот разговор. Меня накрыло иррациональной тоской. Иррациональной потому, что в ней не было ни его предательства, ни моих тогдашних страданий, ни жалости к себе. Только мучительное недоумение: «Как сказать Арине? Когда? Сразу, подкинув дровишек в ее горящее самоедство? Или позже, когда найдет работу, чтобы жизнь медом не казалась? А может, через годик походя бросить: „Твой отец уже давно не оказывает материальную помощь, мы с тобой на полном самообеспечении?“»

«Беда никогда не приходит одна, – взбодрила я себя с другого бока. – Хорошо, что бывший прекратил давать деньги, всего лишь. Хуже было бы, если бы я или Арина серьезно заболели». Но и этот подход оказался неудачным. Во-первых, проблемы со здоровьем равны обнищанию из-за стоимости лечения. Во-вторых, я забыла, что самые жуткие гипотетически несчастья не могут отвлечь меня от крохотной царапины, зудящей и болящей сейчас. Если уж отвлекаться от сиюминутного, то радужными перспективами. А в случае с бывшим и его деньгами – это что? Истратить все к чертовой матери быстро и некачественно? Нет тут ни перспектив, ни радуги. В общем, я сейчас развлекусь чем-нибудь в Интернете, приготовлю ужин. Вечером позову дочь на прогулку. Утром станет лучше, тогда и решу.

И все равно есть что-то трусливое и лживое в откладывании важных решений на утро. Будто вечером можно пренебречь, кое-как его отжить по принципу «скорее бы кончился». Но он единственный, неповторимый и твой. Он – для радости, а не для перетерпеть, чтобы радоваться, что перетерпела. Хотя… Удовлетворение от этого полноценное и долгоиграющее. Можно годами вспоминать и хвалить себя, умницу. Можно поделиться с кем-то, и он похвалит тебя. Что человек вообще делает без расчета на поощрение, а?

Мама сказала, что папа больше не будет перечислять деньги. Она смешная – мялась, едва ли не извинялась за то, что принесла дурную весть в трудное для меня время. Я почти растрогалась. Но она взяла себя в руки и сурово заговорила об отсутствии жизни без накоплений. В том смысле, что отныне я сама должна о себе заботиться. Как же достают эти бесконечные нравоучения. Она упрямо не замечает, что я давно взрослая. Я сама себя содержу, между прочим. И понимаю, что папе давным-давно пора было решиться на это. Он ни разу не встретился со мной с тех пор, как ушел, даже по телефону не говорил, с днем рождения и Новым годом не поздравлял. Отстегивал тысячу без комментариев, по-деловому прикинув, скольких денег мы лишились с его уходом. Еще, наверное, какой-нибудь процент высчитал. Потом сам себе назначил срок – двадцать лет. Выдержал его. Герой, конечно.