Сёгуны Токугава. Династия в лицах - стр. 56

Я вспомнил моего друга есаула Василия Даниловича Гамалия.

– Мой сослуживец и друг говорил: «ЧайкЮ»! – решил я пойти Широкову навстречу.

Он согласно кивнул.

– Тебе как, с блюдца любишь пить или по-господски? – спросил он.

Я ответил, что меня вполне устроит жестяная или медная кружка. Он опять согласно кивнул.

За чаем с анисовыми пряниками, которые Широков поставил на стол с явным удовольствием человека, имеющего то, чего другие, по его мнению, иметь не могли, он попытался меня разговорить. Он поддвигал мне пряники, с артистическим равнодушием говорил брать их без стеснения и спрашивал меня про прежнюю мою службу. Я знаю много людей, способных сидеть за чаем, за закусками, за пустой болтовней едва ли не каждый час и уж точно, что каждый предложенный случай. Такие люди меня всегда удивляли способностью не столько вместить в себя без счета чая и закусок, сколько способностью пусто провести время. Я у Широкова через силу посидел с десять минут и собрался встать. Широков же снова повел рукой остаться.

– Пей, дорогой товарищ! Чаю много! Никуда от тебя твои мортирки не сбегут! Да и айда оно все прахом! Никому ничего не надо. Всем одно – домой и домой! – сказал он. Я снова вспомнил оставшихся в Персии моих товарищей. А Широков вдруг пригнулся к своей кружке. – А тебе, по случаю, револьвер не надо? – зашептал он. – Револьвер, патроны, ручные гранаты? Ведь все прахом пойдет!

Я, посчитав вопрос за нечто из проверки, и от предложения отказался.

– Зря! – снова зашептал Широков. – Многие из бывших офицеров не сдают. Приказ о сдаче вышел еще в декабре. А дураков сдать особо не отыскивается. За него тебе от казны семьдесят рублей. А что семьдесят рублей против револьвера! Так что, если надо…

– Никак нет, не надо! – снова отказал я.

– Ну, смотри! – в разочаровании отлип от кружки Широков.

– А что с лошадьми? – еще раз спросил я.

– И лошадь можешь взять, а то и две! Как у вас, у казаков, одна под тобой, одна заводная! – с непонятной усмешкой сказал Широков.

– Спасибо! – сказал я, понимая, что ничего во спасение лошадей не делается.

Вечером я снова пришел к Мише.

– Миша, два вопроса! – сказал я с порога.

– Без Фельштинского хоть десять. Решим все! – артистически высокопарно сказал Миша.

Но на первый вопрос – долго ли мне изображать прапорщика военного времени – он внятно ответить не мог, а только сказал, чтобы я потерпел до какого-нибудь удобного случая.

– Лучше бы тебе вообще прикинуться солдатиком-недоумком – целее будешь! – сказал он.

– Да что за игрушки! Офицеров убивают без разбора – прапорщик он или полковник! Так хоть подохну самим собой, а не каким-то шпаком! – сказал я в раздражении.