Седовая падь - стр. 37
Петр, вновь обернувшись, сосредоточил взгляд на парне. В камере воцарилась редкостная тишина. Даже Сивый, сделав два шага назад, замер в ожидании бури.
– Ты бы, дядя, тушку свою на прежнее место водрузил, а то, как бы нам надзирателя не разбудить, тогда тебе определенно неделю парашу выносить…
На Моргуна подобная угроза не подействовала, и он увальнем набросился на обидчика. Однако, в мгновение, получил такой силы удар в грудь, что, едва качнувшись, опустился на колени и, постояв пару секунд, в подобной, умиленно – сконфуженной позе, рухнул ничком вниз и затих.
Парень спокойно влез на верхние нары и лег, сделав облегченный выдох. Следом, сброшенные недоброжелателем, на пол слетели и не досушенные портянки Сивого.
Петр, как и прочие сокамерники, пугливо таращил глаза, понимая, что отныне власть переменится. Однако в душе его сидела другая, досадливая мысль: «Зря ты так, парень. Хоть ловок, да силен, но видно глуп по молодости. От этих тварей одной силой не отделаешься».
– Ну чего зенки пялите, слизня позорная, – скомандовал, скоро очнувшийся, Сивый.
– Моргун подыхает! Тащи его на нары.
Уложив бессознательного пахана на тихое ложе, Сивый вышел на середину, притопнул раза два, вертя вихлявой шеей из стороны, в сторону, словно ища поддержки. Достал пику. Без нее ему было не по-домашнему, уж больно свыклись они за долгие годы скитаний, а на тюрьме и вовсе не привычно; вроде третьей руки она. Порой и мозгов не надо; сама все решит, рассудит, да по местам расставит. Одно только – хозяин ей нужен такой же преданный, с фантазией, да выдумкой, иначе оба заскучают…
Подсвистывая, Сивый двинул к своему месту.
– Ой воля, волюшка… Славна долюшка… потрепалась вот только душа… – пропел Сивый. Откинулся на нары и утих.
– Вот и на вас нашлась управа, по жируете теперь, – прошептал себе под нос, обрадованный случившимся Петр. Однако жалел мальца. Хотя кто знает, каким дегтем его душа мазана…
Уже давненько не дымила тюремная котельная труба. С весны, как потеплело, удумало начальство за счет своих дешевых кадров, износившуюся донельзя кочегарку за летний период подлатать, да к осени вновь в работу пустить. Больно уж жалоб много. И мылись в холодной воде, и стирались кто где мог, и кипятили воду, порой, не там и не для того. В камерах страшный холод, да плесень от сырости пошла. Не прогреваются помещения; даже в сушилке, где последнее время принялись печь дровами топить, за ночь одна прель от портянок, да белья – гниль без просуши.
Раньше на месте лагеря мыловаренное предприятие стояло, а как захирело дело, так сюда и арестантов понагнали, лагерь сделали. Дышала кочегарка сколько могла, а тут вот видно и совсем пар выпустила. Благо карьер рядом – торфяник. Так вот и сырье иногда подбрасывали. Все дрова, на долгую зиму, не запасать.