Седого графа сын побочный - стр. 10
Младшая сотрудница ЗАГСа, старшая и я вновь вошли в то же помещение.
– Так какую справку вы от нас хотите? – спросила меня старшая.
– Я вам сейчас всё объясню. Отец мой умер в 2004-м на Украине, я не смог с ним проститься, поскольку был в черном списке украинских властей, среди persons non grata.
В 2008 году умерла моя мать. К тому времени чёрный список на Украине отменили, и я смог поехать в Харьков хоронить мать. Среди фотографий, которые я увёз с собой в Москву, я позже обнаружил жёлтую от времени, на солидном картоне по моде того времени фотографию моей бабки Веры Мироновны Борисенко, но это была лишь половина фотографии, ибо часть её, запечатлевшая мужчину в военной форме, была отрезана. От мужчины остался лишь крайний клочок погона и мелкий кусок тульи фуражки.
Обе сотрудницы ЗАГСа, и младшая, и старшая, смотрели на меня отсутствующими глазами.
– Не подозревайте меня в том, что я лунатик…
– Да нет, что вы, – они переглянулись.
– Я по профессии писатель. Я просто хочу знать для себя, кто был мой дед Иван Иванович. Если окажется, что он был белогвардеец, то это обстоятельство объяснит почему мой отец, человек и умный, и талантливый, не поднялся в армии выше капитана.
Вот смотрите, – я запустил руку в чёрную папку, выудив для этого папку из портфеля, – вот смотрите, вот эта фотография. Смотрите: вот моя молодая бабка – Вера Мироновна, а вот плечо военного и кусок тульи. А вот на обороте была надпись – она тщательно срезана, только несколько линий чёрной тушью остались…
Сотрудницы ЗАГСа вгляделись в кусок картона и в его оборот. На фотографии была бабка Вера, ещё глупая и не настрадавшаяся, в том же конверте, впрочем, была на другой поздней фотографии и другая бабка Вера – уже старая и вдоволь настрадавшаяся.
Я назвал сотрудниц ЗАГСа «добрыми женщинами», и они подобрели от такого библейского обращения.
Старшая принесла мне копию – пару листов из метрической книги, и сообщила, что мне нужна метрическая книга одной из бобровских церквей, скорее всего, Николаевского собора, за 1918 год, скорее всего, там найдётся запись о крещении моего отца, и о дате рождения его, и о родителях. Но там всё будет немногословно.
– Раньше метрические книги хранились у нас. Но совсем недавно их забрали на реставрацию, поскольку обветшали они. После реставрации они к нам не вернутся, но поступят в архив города Воронежа, – объяснила старшая.
Помолчала. – И ещё хочу вас предупредить, что 1918 год – самый нехороший год для записей актов гражданского состояния. Церковь продолжала кое-как вести свои метрические записи, а новая власть ввела новую систему ЗАГСов, потому и церковь уже плохо работала, спустя рукава вели метрические книги, и ЗАГСы ещё ничего не умели. Самый плохо документированный год.