Седьмой гном - стр. 35
Если бы была жива бабуля, ничего подобного бы с Симой не случилось… И, как назло, Валечка до сих пор была в отъезде. Получается, и ее Сима подвела – кто же теперь будет чистить снег у садика?
Глаза обожгло горячими слезами. Ну почему у нее все не как у людей? "А как у людей? – тут же поправила она сама себя, – у людей тоже по-разному."
Взять Амалию Яновну: Сима думала, что будет ухаживать за старой немощной женщиной, не способной позаботиться о себе. А Горецкая оказалась «железной леди» с такой энергетикой, что Симу просто сбивало с ног, когда она появлялась у нее в квартире.
… – Что же ты себе мужика богатого не нашла? – спросила она как-то Симу, раскладывая пасьянс.
– Скажете тоже, Амалия Яновна, – возя мокрой тряпкой под шкафом, подняла голову Серафима. – С чего вы вообще решили, что я кого-то ищу?
– Не ищешь? – усмехнулась старуха. – Ну и дура.
– Так уж и дура, – пожала плечами Сима. – Вы видели современных мужчин? Оно им надо?
– Ах, вон ты о чем, – в глазах Горецкой зажегся нехороший огонек. – Так ты сама виновата – зачем рожала?
– Не ваше дело, – разозлилась Сима, пожалев о том, что рассказала Горецкой об Илье в их первую встречу. Теперь дня не проходило, чтобы Амалия Яновна не уколола ее. – Вы постоянно тычете мне этим! Думаете, ответить не могу?
– А ты можешь? – приподняла бровь Горецкая, и на ее щеках затрепетало подобие румянца.
– Вы просто не знаете, что такое иметь детей, – глухо ответила Сима и тут же пожалела о своих словах. Лицо Горецкой моментально приобрело бледно-синюшный оттенок, губы скривились, а нос заострился. – Извините, – буркнула Сима и утерла глаза тыльной стороной ладони.
– Тебя обманули, использовали и выкинули, как вот эту вот половую тряпку! – прошипела Горецкая, смахивая наполовину сложенный пасьянс.
– Вы ничего не знаете… – отвернулась Сима.
– Расскажи? – актриса растянула в язвительной улыбке накрашенные губы. – Сама в койку прыгнула? Что, невтерпеж было? Или хотела привязать к себе байстрюком?
Из сжатой в кулаке тряпки закапала вода. Сима уставилась на Горецкую, а затем расхохоталась, да так, что уселась на пол.
– Ну, Амалия Яновна, вы даете! Мне бабуля говорила: когда тебя задевают, значит из тебя что-то торчит. Так вот, я надеюсь, что из меня ничего не торчит. И если вы хотите меня задеть, то у вас это не получится. Я не умею готовить всякие сложные блюда, воспитываю сына одна, пытаюсь как-то выжить, но знаете… я чувствую себя счастливой. Не все время, конечно, но все же чувствую! А вы… вы… – Сима отвела глаза и закусила губу.
Горецкая пожевала вставной челюстью, пристально разглядывая Симу, а потом спросила: