Седьмая вода - стр. 6

– Здравствуй, Арсений, – как можно безразличнее произнесла я, невольно сравнивая образ, который я увезла отсюда в памяти, на самом деле желая забыть как можно быстрее, с реальной картинкой.

Да, он такой же высокий, как я помню. Но словно стал еще больше, потому что раздался в плечах. Наверное, ему больше подойдет выражение «заматерел», как повзрослевшему, ставшему еще опасней хищнику. Арсений был мускулистым и потрясающе сложенным даже в пятнадцать, когда я его впервые увидела. Но сейчас его плечи, руки, которые он, по своему обыкновению, засунул в карманы джинсов, грудь и торс выглядели так, точно его отретушировали, несмотря на то, что он был полностью расслабленным с самого утра. С первого дня нашего знакомства девчонки и даже молодые женщины велись на него, как сумасшедшие, будто и не замечая циничного огня, никогда не покидавшего его глаз. Уже в юности взгляд его абсолютно однозначно говорил о порочности, притаившейся в глубине этого серого льда. Даже когда мне было тринадцать, я почувствовала это, попавшись в плен обжигающе холодного совершенства, окруженного нереальной для парня чернильной пеленой густых и длинных ресниц. И всегда поражалась, как никто из тех, кто сходил по нему с ума, не замечал, насколько он жесток и безразличен ко всему, кроме собственных желаний и удовольствий. Хотя нужно быть честной, впервые увидев его, я подумала, что он просто невозможно красив, и мое девчачье сердечко затрепетало в горле от мысли, что мне предстоит жить с ним под одной крышей и видеть каждый день. Но так было до тех пор, пока мы не остались наедине, и он не открыл свой рот…

Я как можно быстрее подняла глаза от темной поросли волос, ныряющей под его штаны, к его лицу. Странно, но вечно растрепанная копна черных волос пропала, оставив на своем месте короткий ежик. Что, впрочем, нисколько не умаляло его привлекательности, даже наоборот, делало ее более рафинированной, что ли. Он явно еще не брился с утра, и небольшая щетина затеняла его щеки и подбородок, придавая чертам мрачную отчетливость. Резко очерченный красивый рот неожиданно дернулся в улыбке, которую можно было бы принять за настоящую, если бы я точно не знала, что на искреннюю радость относительно меня он не способен.

– Ну, здравствуй, Василиса Прекрасная.

Да ладно, мы же не будем опять играть в эту детскую игру? Пора бы вырасти, братец.

– Как жизнь в столице? – Он вошел в кухню и остановился, привалившись голым плечом к холодильнику.

– Спасибо, прекрасно! – сухо ответила я и перевела взгляд на Максима Григорьевича. – Я бы не хотела вас стеснять, может, я сразу поеду на квартиру?