Седьмая ложь - стр. 38
– Но вы же помните, что́ я всегда говорю, да? Джейн для меня практически член семьи. И я знаю, что она там сейчас вешает свое пальто, или снимает обувь, или еще что-нибудь делает, а потом спокойно пойдет и нальет себе чего-нибудь выпить или откупорит бутылку – mi casa es su casa[2], и все такое прочее. Если же ваши гости более требовательны, советую вам начинать готовку с тем расчетом, чтобы они подошли уже в конце следующего этапа, когда вы сможете безболезненно сделать перерыв и встретить их как полагается.
Да, в такие моменты я тоже стояла в прихожей одна, но это было совершенно иное ощущение. Тогда квартиру заливал свет, он горел повсюду, горели лампы на потолке и торшеры в каждом углу. Горели ароматизированные свечи, расставленные на декоративных экранах для батарей, на каминной полке, на кофейном столике, мерцающие на каждой горизонтальной поверхности. Я всегда слышала голос Марни: она щебетала что-то, разговаривая сама с собой, со своей аудиторией, со своей неуклонно растущей армией подписчиков. Что-то неизменно булькало на плите, и французские окна, ведущие на балкон, непременно были открыты настежь, так что с улицы доносился свист ветра, шум и гудки машин.
Но в тот вечер квартира была темна, тиха и безлюдна.
Никогда прежде я не бывала тут в отсутствие хозяев. И мне это неожиданно понравилось – понравилось ощущение свободы от чужого присутствия; квартира казалась ничьей, опустевшей.
Я далеко не сразу нашла лейку (под раковиной в ванной) и ключ от балконной двери (в кухонном ящике рядом с чайными ложками). Когда я наконец выбралась на балкон, уже почти стемнело, но можно было различить паутинки, висящие между листьями цветов, тоненькие ниточки, тянущиеся от стеблей к прутьям ограды балкона, поблескивающие в свете фонарей. Я заметила даже паучка, маленького и коричневого, восседавшего в самом центре паутины. Я занесла над ним носик лейки, и струя воды потекла, унося все – и его самого, и паутину, – вниз, на патио.
Домой я вернулась почти в девять вечера.
На следующее утро я сложила в небольшой чемоданчик кое-какую одежду и туалетные принадлежности, которых мне должно было хватить до выходных. Я даже взяла свое постельное белье. Марни и Чарльзу нужен был посетитель, гость, заглядывающий в квартиру время от времени, на полчасика в день, исключительно ради того, чтобы полить цветы. Вместо этого они получили кого-то вроде квартиранта.
Вряд ли они стали бы особенно возражать, но ставить их в известность я не собиралась.
В тот вечер я вошла в их квартиру и снова остановилась в темной прихожей. Этой квартире предстояло стать моим домом – пусть даже всего на неделю. Я зажгла везде свет – в точности так, как любила Марни, – и застелила кровать своим комплектом белья. Потом разложила продукты по полкам холодильника и шкафчикам, включила радиоприемник и принялась осматривать книжные шкафы. Определить, какая часть библиотеки принадлежит Марни, а какая Чарльзу, не составляло труда: его книги в большинстве своем были в темном переплете с золотым тиснением на корешке, ее же – в пастельных тонах, главным образом розовые и желтые, с затейливой вязью заголовков.