Седая оловянная печаль. Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа - стр. 64

– А что скажете о боевом кинжале венагетского полковника? У кого здесь есть подобные сувениры?

– С черной ручкой и чеканкой серебром? Длинное лезвие?

– Да.

– Можно полюбопытствовать, почему ты спрашиваешь?

– Можно, но я не отвечу. Сначала расскажите мне об этом ноже.

– У Снэйка был такой. Во время одной из своих отлучек он убил полковника, а кинжал взял себе, – сказал Чейн.

– Проклятье!

– В чем дело?

– Этим ножом его и зарезали – потому что номер с удавкой не прошел, а преступник торопился. Нет, вы подумайте! Его собственным кинжалом! Черт возьми, еще окажется, что он покончил самоубийством!

Похоже, негодяй был не столько умен, сколько дьявольски везуч. Слишком много случайностей играло ему на руку.

– Бог мой! – охнул Чейн.

– Что еще? – спросил Питерс.

– Посмотрите-ка.

Мы подошли к нему. Чейн поднял фонарь повыше.

Теперь в траве было два следа, футах в двух друг от друга. Мы с Питерсом обменялись взглядами, потом посмотрели на Чейна.

– Тайлер! Иди сюда.

Но Тайлер не пришел. Мы заметили свет его фонаря невысоко над землей, как будто он встал на колени и что-то разглядывает.

– Секунду.

– Что ты видишь?

– Похоже…

Какое-то движение у него за спиной.

– Осторожней, сзади!

Мертвяк схватил Тайлера за горло и поднял в воздух. Шея бедняги хрустнула, он пискнул, как придушенный кролик, фонарь его упал на землю и разбился. Керосин загорелся, огонь лизал ноги трупа. Он поднял Тайлера над головой и отшвырнул в темноту, затем повернулся к нам.

– Расходимся, – велел я.

– Черт тебя возьми, надо что-то делать, а не глазеть, – огрызнулся Чейн.

Керосин догорел. Ни трава, ни мертвец не занялись: отсыревшее топливо плохо горит.

– Надо расчленить его, как того, первого, – сказал я.

– Нечего болтать, делать надо, – повторил Чейн.

Увы, он был прав. Мертвецу было без разницы, на кого нападать. Он ненавидел всех живых. Если бы дело было в Тайлере, он бы тут же распался на куски, исчез – полностью отмщенный и удовлетворенный. Но он не успокоился. Он жаждал нашей крови.

Ничего, с тремя ему не сладить. Мы двигаемся быстрее, и у нас оружие. Но труп наступал, а не так-то просто расчленить тело, которое не лежит спокойно в гробу, а преследует тебя.

Но через несколько минут испуг начал проходить и ко мне вернулась способность соображать.

– Кто это был?

– Пончик, – ответил Чейн, сосредоточенный, как часовщик, каждое движение которого должно быть точно рассчитано.

– Пончик? Что за имя такое?

– Прозвище, – прояснил Питерс. – На самом деле его звали Симон Ривервэй. Но он не любил это имя. Пончик ему нравилось больше. Так его прозвали женщины в Фулл-Харборе: говорили, что он сладенький, как пончик.