Сдавайся, это любовь! - стр. 46
— Лёв, а это что за долбоящеры, жадные до чужих женщин? — я вроде прикрыл веки всего на минуту… А распахнув, чуть не ошалел, наблюдая, как Люся и её подруга присаживаются с какими-то упырками за столик.
Голова вдруг стала чумная-чумная. Мысли туманом гнева заволокло. Я даже и дышал через раз, наблюдая, как короткостриженые гаврики в костюмах расшаркиваются перед своими жертвами.
Но больше всего меня… раздосадовал блондинчик с наколкой под ухом. Он то и дело подливал шампанское в её бокал, а сам прижимался тесно-тесно, да ещё и носом своим горбатым потирался о её плечо.
Хуя се… Бессмертный!
Не знаю, что во мне клокотало, но от этого внезапного чувства глаза кровью наливались и кулаки сжимались.
Как удав следил за своей будущей жертвой. Впитывал аргументы, на основании которых выпишу приговор этому обладателю крюка вместо носа, скрипел зубами от нетерпения «казни».
Но то, что произошло дальше, меня просто убрало…
Этот носатый вместе с очередной порцией алкоголя незаметно для Люси всыпал ей что-то в бокал, пока один из их компашки творил представление в виде разлитого вина по столешнице. И улыбочка его эта зафиксировалась в голове, как досье на самого лютого маньяка.
— Нет… Нет… Нет… — зашептал Доний, вскакивая с дивана. Очевидно, наблюдал за тем столиком не только я. — Ты видел?
— Я надеюсь, что ты не про женские ножки. Кислота?
— Я откуда знаю, Чибисов! Ты же мент! — чуть не заорал Лёва, когда Ника залпом опустошила шампанское.
— Да, но я пьяный мент, а это немного… обязывает, — я еле сдерживал себя, глядя, как Люся пригубила шампанское, но эта белобрысая горилла подхватила бокал за ножку, заставляя опустошить тот до дна.
Сука! Так… Корки я оставил дома, поэтому, считай не придраться. Звезду мне и так уменьшили, дальше только сержанты, терять нечего. Окинул взглядом периметр, вычисляя слепые зоны камер, но их было столько, что с ума сойти! И как при таком наблюдении в бар заплывают эти ублюдки?
— Зато я не мент! — зарычал Лёва и бросился в толпу.
— Да и я не майор, — заржал в голос, догоняя друга. — Э! Голубки, чё, бабы просто так не дают?..
Это было последнее, что сказал я, прежде чем впечатать кулак под челюсть крючконоса. А дальше – швах! Тьма и опущенное забрало гнева.
Как только толчки стали повсеместные, вокруг загудело всё! Толпа стала волноваться штормовыми волнами, драка стала разрастаться, и вот уже кроме бьющегося стекла, мата и треска мебели не было слышно даже музыки.
— Лёва! — свистнул я, прижимая ногой к полу одного из той компании. — Ника отключилась!
— Бляяя! — Лёва спрыгнул с мужика и еле успел подхватить девушку за мгновение до столкновения с каменным полом.