Считаю до трех - стр. 23

Скоро отец нырнул в щель высоких чёрных ворот, а Вадим и Алька уселись на скамеечке в сквере у памятника Пушкину.

Бронзовый поэт стоял совсем близко, на гранитном пьедестале, и над его головой и за откинутой рукой проплывали маленькие пушистые облачка, словно Александр Сергеевич играл в снежки.

Алька глянул искоса на Вадима. Художник сидел, низко надвинув на лоб спортивную кепочку, и кусал губы.

«Вот он погорячился и теперь ему стыдно!» – решил Кусков. И вдруг совсем некстати ему вспомнился тренер, сенсей – учитель, как на японский манер звали его ребята из команды. «Он бы сразу за Сяву вступился, – подумал Алька. – Но ведь Сява был пьяный и сам приставал! Ну и что! Бить-то зачем? Наверно, Вадим просто ничего не видел! » – успокоил себя Кусков.

–

Вадик! – вдруг услышал он прокуренный голос. – Вадик Кирсанов? Я не ошибся?

Маленький человечек (даже не верилось, что такой громкий хриплый бас может в нём помещаться) протягивал руки к Вадиму.

–

Здравствуйте, Николай Александрович, – встал Вадим.

–

Узнал! Узнал! – растроганно хрипел человечек. – Не забыл учителя.

Он пытался обнять Вадима, но это было невозможно, потому что Кирсанов был вдвое выше и шире Николая Александровича.

–

Неужели я не изменился?

–

Не буду вас обманывать! – сказал Вадим, улыбаясь той улыбкой, которую он надевал как шляпу. – Не буду обманывать – некоторые изменения есть… Я вас недавно по телевидению видел. Когда вам поляки за реставрацию алтаря медаль вручили.

–

А! Мне говорили, что это транслировали! Мы, знаешь, не думали, не гадали, а они нам хлоп – награды… Там такая была интересная работа… А это кто? Никак сынок? – Человечек повернулся к Алёшке. – Похож! Похож! Совершенно одинаковое выражение лица! Подбородки волевые! Воители да и только… Глаза! Стальные глаза! Так? – засмеялся человек.

«Сейчас возьмёт и скажет: да, это мой сын!» – подумал с надеждой Алёшка.

–

Это мой племянник, – сказал Вадим.

–

Нашёл? – закричал человечек. – Нашёл! Ну ты молодец! Нашёл-таки родственников. Умница. Я помню, как вы в Художественной школе маленькие совсем были, после войны, почти все сироты. Придёшь на живопись, а вы глазёнки уставите и спрашиваете: а вы не мой папа? Какая тут живопись! – Николай Александрович вдруг достал платок и громко высморкался. – Нервы, нервы… – прошептал Николай Александрович. – А ты был такой упрямый! Всё сам, всё один! Все родственников ищут, письма пишут, а ты, помню, заявил: «Раз меня никто не ищет, – значит, я никому не нужен! И я никого искать не буду!» А всё-таки стал искать?

–

Жизнь, – засмеялся Вадим, – часто вынуждает нас ко многим добровольным действиям.