Счет в банке и дети в нагрузку - стр. 25
– Извини, я не хотел. Я в призраков не верю.
Он сел в соседнее кресло. Теперь Марианна убедилась, что это Шурик, а не покойная хозяйка, и за схлынувшим страхом пришло недоумение.
– Что ты здесь делаешь в такой час?
– Я работал, стол у окна стоит, а окно моей комнаты на ваш двор выходит. Смотрю – кто-то бродит у дома. Я подумал, чужой забрался, ну, вор… Тихонько перелез через ограду… хотел вора сцапать. Не сцапал, потому что увидел – это ты в кресле сидишь.
– Какой у нас храбрый сосед! И давно ты?..
– Знаю, о чем ты хочешь спросить. Да, я все видел и слышал. Я в печали.
– Шурик, ты серьезно? – изумилась Марианна. – Считаешь, Полина должна была тебя предпочесть Антону?
И она тоже думает, что он влюблен в Полину! Впрочем, это неплохо, отличное оправдание его частым визитам в этот дом.
– Я что, урод? – вздернул подбородок Шурик. – Или недостоин?
Он сказал это с большим чувством собственного достоинства, чисто по-мужски, но вызвал лишь смех, который Марианна старательно скрыла.
– Да нет, я не в том смысле. Видишь ли, Шурик, ты немного не подходишь Полине… э… по возрасту.
– А, помню: я маленький!
– Не обижайся, ты замечательный парень, не похож на все эти «золотые слитки» золотых родителей, но такова жизнь. Неужели в университете нет красивых девочек?
– Есть, – вяло махнул рукой Шурик. – Одни дуры.
Марианна снова рассмеялась и сменила тему:
– Да, а как твоя курсовая? Закончил трактат?
– Нет. У меня есть время, это курсовая будущего года.
Опять солгал – и даже не покраснел, хотя в темноте цвет лица увидеть никому не дано, если бы и покраснел, Марианна не заметила бы. От своей идеи он не отказался, просто его следствие все тащится, как пьяная черепаха, ведь с ним никто не откровенничал, и Шурик обдумывал дальнейшие способы добычи информации. При всем при том он не отказывался от возможности подсмотреть за обитателями дома, подслушать их разговоры – чего не сделаешь ради истины.
– Жаркое начало лета в этом году, – зевнула Марианна. – Шурик!..
А произнесла она его имя как-то очень уж странно, словно увидела нечто ужасное. Он повернул к ней голову:
– Что?
Марианна сказала шепотом:
– Посмотри на ограду… Прямо перед собой смотри, направо от ворот. Видишь? Там кто-то стоит или мне мерещится?
Обзор закрывали кусты роз. Шурик, держась за подлокотники, приподнялся, от напряжения прищурился и подтвердил:
– Не мерещится. Стоит. По-моему, это человек. И смотрит на нас.
Судя по тому, что человек держался за прутья – руки, согнутые в локтях, хорошо были видны, – да, он смотрел на двух полуночников. А может, на дом, во всяком случае, Шурику с Марианной показалось, что он изучает их, хотя вряд ли можно разглядеть ночью, кто сидит в креслах. В этой фигуре было нечто противоестественное и пугающее, вероятно, сам факт того, что она стояла ночью у ограды без малейшего движения, делал ее фатальной, а фатальность в наше время – ненормальное явление, оттого пугающее.