Счастливые бывшим не пишут - стр. 8

— Как знаешь, — развела руками Завьялова и, покачивая бёдрами, пошла к двери.

Она говорила, что в этой юбке ходит как Ингрид Бергман по лётному полю в «Касабланке». Наша уборщица тётя Маша говорила про её походку в любой юбке: как бодливая коза на сносях.

Я никогда не видела беременную козу и не помнила Бергман в «Касабланке», но сегодня была склонна верить тёте Маше — походка у Завьяловой и правда была решительной, а рожа довольной — у сучки сегодня будет секс. Может, прямо сейчас, не зря же ей звонил Артур Манн.

Ну пусть отдерёт её как козу. Пусть хоть кому-то будет сегодня хорошо.

А мне просто нужно работать.

А вечером съездить к маме.

5. 5

Как и ожидалось, мама открыла дверь с заплаканными глазами.

Я добралась к ней лишь поздним вечером, забрав машину на СТО и почти два часа простояв в пробках, образовавшихся из-за накрывшего город снегопада. Вчера это были лишь приятные медленно падающие снежинки, а сегодня валило как из ведра.

— Бедная ты моя, — обняла меня мама, не дав толком раздеться и снова заплакала.

— Мам, ну не начинай, — буквально взмолилась я. — Пожалуйста!

— Как же мы теперь… — рыдала она, и не думая внимать моим увещеваниям. — И без отца, и без Марка.

— Мама! — я готова была её встряхнуть. — Это не одно и то же! Папа умер, а Марк жив. Прекрати сейчас же!

Отец умер шесть лет назад. Всю жизнь мы мотались по гарнизонам (отец был военным), а тут ему дали квартиру, хорошую должность в штабе. Мы, наконец, осели, появились деньги, возможность куда-то съездить. Родители думали прикупить домик в Подмосковье. Я окончила школу, поступила в универ. Думали заживём. И вдруг у папы инфаркт. И всё. Его не стало. И не стало ничего.

Мама повеселела, когда я познакомилась с Марком. И окончательно ожила, когда мы поженились. Тоже ждала внуков, хвасталась подругам, какой Марк замечательный, серьёзный, умный, внимательный. Как у нас всё хорошо. Марк стал светом её жизни.

А я её подвела.

Мне всегда хотелось ей напомнить, что когда-то светом её жизни был Миша Беккер, и она поедом меня ела, когда мы расстались. Но тогда папа ещё был жив, и за все четыре года с Марком, снова видя её восторг и благоговенье, гордость и счастье, припомнить ей беззаветную любовь к Беккеру, и как она меня обзывала, как винила за то, что мы расстались, я себе ни разу не позволила.

Из кухни вышла тёть Света, мамина старшая сестра.

— И давно она так? — повернулась я, не в силах прекратить поток маминых слёз.

— Со вчерашнего дня, — тяжело вздохнула та.

Я кивнула:

— Ясно.

Отвела маму в гостиную. Усадила в любимое кресло. Подала кружку с травяным чаем, что навела ей тёть Света и набрала Марка.