Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - стр. 108

– Ты хорошо его знал?

Он кивнул.

– С детства. Но, знаешь, у меня в голове довольно долго не складывалось, что «Место встречи изменить нельзя» и дядя Слава, который в кресле сидит, трубку курит и с отцом в шахматы играет, как-то связаны. Я сердился, когда он мне мешал смотреть, а он только и делал, что мешал! Он не любил свои фильмы, особенно старые. Я, кстати, тоже не смотрю никогда. Вслед за Говорухиным.

Тонечка подумала, что Герман наснимал уйму фильмов – как продюсер! – и, должно быть, пересматривать их невозможно не потому, что Говорухин никогда не пересматривал свои, а потому, что на это придется потратить полжизни, чаю не выпить!

И, кажется, он догадался, о чем она думает.

– Я начинал как режиссер, – он усмехнулся и налил себе чаю. – Снял пять картин.

– Подожди, – удивилась Тонечка. – Режиссер Александр Герман? Я не слышала, а такого быть не может. Я знаю всех режиссеров. Ну, не всех, может, но почти!..

Он покачал головой.

– Снимать под своей фамилией я никогда бы не решился. Еще не хватает, в титрах А. Герман!.. Алексей Герман – великий режиссер. И сын неплох.

– Вот именно.

– Я снимал как Александр Лацис.

– Да ты что? – поразилась Тонечка. – Лациса я зна-аю! Фильм про Кенигсберг отличный.

– Спасибо.

Они помолчали. Тонечка пила чай и посматривала на него. Она не знала, что сказать, и в конце концов сказала глупость:

– Почему Лацис?

– Фамилия деда.

– А… почему ты перестал снимать? – И не удержалась: – Тоже из-за Говорухина?

Герман улыбнулся:

– Отчасти да.

– Как?!

– Я снимал кино, и вроде неплохое. И вроде хвалили! За «Бронепоезд» в Каннах приз дали. Мне нравилась моя работа.

– Ну да, – согласилась Тонечка. – Ты снимал хорошее кино!

Он покачал головой.

– Я снимал неплохое кино, Тонечка. А между неплохим и хорошим кино гораздо большая разница, чем между хорошим и отличным. Цирковые говорят, научиться жонглировать двумя или тремя предметами может каждый. А шаг от трех к четырем – гигантский. Для того чтоб жонглировать четырьмя, нужен дар. А дальше уже неважно, хоть десять! И я понял, что четыре предмета для меня недостижимы.

– Как ты это понял?

– В гамаке на даче, – сказал Герман. – Я лежал в гамаке, смотрел в небо и думал, что Говорухиным никогда не стану, а помереть «неплохим режиссером» не хочу. И перестал снимать.

Тонечка немного подумала.

…А она какой сценарист? Неплохой или хороший? Сколькими предметами она жонглирует?.. Нужно расти и развиваться, а она? Растет? Развивается?

Ей вдруг стало страшно: если она ляжет в гамак и задумается, что дальше и в каком статусе ей хочется помереть, что будет?.. Чем она станет заниматься, если перестанет писать? Кто будет кормить ее семью, если она примется искать себя? Она никогда особенно и не искала, просто ей с детства нравилось водить ручкой по бумаге, а потом с искренним восторгом перечитывать написанное. В детстве все написанное ею самой казалось прекрасным! Восторг перед написанным быстро прошел, а желание водить ручкой по бумаге осталось навсегда.