Сборник рассказов «Всякая всячина» - стр. 7
Когда дверь за ним закрылась, Петр Иванович, лихорадочно блестя глазами, налил в тончайшие фарфоровые чашки по капельке жидкости из бутылки, и протянул одну чашку Леониду Ивановичу. Тот взял чашку за крохотную ручку двумя пальцами, боясь как бы не разбить, и осторожно отхлебнул напиток. Вкус был очень необычным, но приятным. Жидкость подействовала на Леонида Ивановича расслабляюще. Ему вдруг стало жарко, и он начал расстегивать верхнюю пуговицу на рубашке. Петр Иванович заботливо подставил Бамбурову стул, на который тот опустился не без некоторого облегчения.
– Вкусно? – Петр Иванович с беспокойством обмахивал Леонида Ивановича платком.
– Вполне, – Леонид Иванович в подтверждение своих слов отхлебнул еще парочку приличных глотков, а потом выпил всю чашку.
Петр Иванович медленно пил свою, поглядывая время от времени на своего гостя, который сидел красный, словно рак.
– Вам жарко? – Петр Иванович заботливо склонился к Леониду Ивановичу. – Что – то вы выглядите неважно…
– Да… жарковато… перенервничал должно быть… неожиданно все как – то…
– Согласен. Ну, успокойтесь, голубчик. Посидите, остыньте… а я у окна постою, полюбуюсь напоследок…
Бамбуров кивнул и закрыл глаза – жар внутри нарастал…
Когда Леонид Иванович открыл глаза, он обнаружил себя лежащим в постели на черном шелковом белье. Он опустил взгляд на свою руку и увидел, что она одета в красную шелковую пижаму. Сочетание цветов его озадачило, и он снова закрыл глаза, надеясь сам не зная на что. Ему вдруг пришло в голову, что если он снова заснет, то потом проснется в своей постели. Да что там говорить, ему этого почти хотелось. Но ощущение от прикосновения шелка к коже не проходило, и, поворочавшись еще около получаса, Леонид Иванович решил вставать. Нельзя же в конце концов валяться в постели целый день, пусть и в шелковой.
Кряхтя, Леонид Иванович поднялся с кровати, отметив, что кости его хрустят, и встать ему удалось с трудом. В глубине необъятной комнаты он заметил зеркало и пошаркал к нему. При этом ему едва удавалось волочить ноги. «Старый индюк что – то подмешал в кофе, – подумал Леонид Иванович вяло и зевнул, – ну да что теперь – то». Он подошел к зеркалу и молча уставился на то, что там отражалось. Сначала ему показалось, что зрение его подводит, и он сощурил глаза, чтобы лучше видеть. Но изображение не изменилось, став, напротив, более четким. Кроме того, словно издеваясь, зеркальное отражение тоже сощурило глаза, будто всматриваясь в Леонида Ивановича. От увиденного Леонид Иванович хотел упасть в обморок, но по непонятной причине остался на ногах – из полированной поверхности зеркала на него смотрел старик, или, если быть совсем точным, Петр Иванович Иванов собственной персоной. Леонид Иванович готов был закричать, но крик застрял у него в горле, и он только безобразно захрипел, словно раненое животное. Потом он поднес свою руку к глазам и увидел, что кожа на ней тонкая, словно пергамент, вся покрытая пигментными пятнами. Леонид Иванович застонал, вернулся на кровать, и рухнул на нее, как подкошенный. Так он пролежал некоторое время, начисто лишенный каких – либо мыслей по поводу происшедшего. Все это было настолько абсурдно, что не укладывалось у него в голове. Он был бухгалтером, материалистом, и во все потусторонние штучки мало верил. Но сейчас его вера сильно пошатнулась, и его сознание готовилось в корне пересмотреть материалистический взгляд на мир.