Размер шрифта
-
+
Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 3 - стр. 2
а может, как певчий скворушка,
глядящий в кошачью пасть,
смущённо и безалаберно,
скрывая биение чувств,
качаюсь на шаткой палубе,
играя излучиной уст.
И мне устоять на палубе
не моего корабля
так надобно, ох как надобно!
Ведь это стихия моя.
Стихия моя стихийная,
живые слова и стихи!
Зачем же песни литийные[1]
под утро кричат петухи?..
2
Как наркоман, подсевший на иглу,
подсела на поэзию и гласно
играю в эту смелую игру,
хотя она не менее опасна.
Затягивает в омут языка,
берёт в полон, как чары Бонапарта.
От ломки – то ли бунт, то ли тоска
пугает, как кармическая карта.
Тропой Морфея ходит по ночам
по закоулкам сна и сновидений
и раздирает, во весь глас крича,
утробу мозга нерождённый гений,
не ведающий, что отныне строфы,
стократным эхом в небе отзываясь,
вернутся наземь, где стоят голгофы,
куда крест будет несть не озираясь.
3
Оксане Шимановской (Семенюк)
Стихи мои поют без нот,
по слуху, наугад, на ощупь…
Из сердца жизнь их достаёт
и устилает – словно роща
листвой в осенний солнцепад
уставшую от родов землю —
мою судьбу… Локрийский лад[2]
щемит в словах… Их звукам внемлю…
А может, им дано поднять
такие атомные взрывы,
что дух безверья двинет вспять,
вскрывая Вечности нарывы?!
А может, им дано мести
конюшни авгиевы – души,
чистилищем стать для земли,
вбирая глупость вездесущих?..
И среди тысяч грешных тел
на ощупь, наугад, по слуху —
пока мой стих не омертвел —
я прислоняюсь к жизни ухом,
глазами, сердцем, жилой, нервом…
Лишь в запредельной вышине
в моём свиданье с Богом первом
отдамся Вечной тишине.
Тель-Авивские вариации
1
Люблю тебя, мой Тель-Авив!
Гулять по улочкам пустым,
Когда в душе любви прилив,
И перезревших чувств отлив,
И шторм в подкожной бухте…
Люблю ночной твой мягкий бриз,
Прохладу в дом несущий,
Плеск тихий волн и кипарис,
Уснувший в лоне лунных риз,
Закутанный, как в юхте.
Люблю прибой, толкущий брег,
В лицо – плевки солёных волн —
Скитальцев моря, как абрек,
Неустрашимых, их набег
На пирс, разлёт на кнехте…
Валентина Бендерская
Мой Тель-Авив, уже родной!
Трепещет сердце в платье,
Когда лечу к cебе – домой,
В шум окунаюсь с головой —
Он день и ночь на вахте!
2. Улица Буграшов
К морю шагаю по линии Буграшов.
Пятидесятый размер —
Шорты на мне, наизнанку шов
Майки в полоску… Сер,
Вида невнятного и неопрятного —
Брусчатый гобелен…
Да неприглядна для глаза залётного
Старость потёртых стен.
А я шагаю свободно, и дорог мне
В меру горбатый наст,
Ставни из прошлого, прошлая жизнь в окне —
Невозвратимый пласт…
Тянутся к небу, собою любуются,
Чтя городской кряж,
Новые башни, держа фасон улицы,
Носом уткнувшейся в пляж.
Видные домики – чистые, гладкие,
Страница 2