Сбор грибов под музыку Баха - стр. 25
ТАНДЗИ. Я тоже не знаю. Мое кино тут ничего больше не показывает. Правда, потом, когда отец забрал меня домой в Японию, там объявился дядя ГЭНДЗИРО, который на свои деньги заказал компакт-диск с моим исполнением соло на клавесине в «Бранденбургских концертах», и этот дядя при разговоре с моим отцом однажды обмолвился так: «Помнишь, как ты хотел заморить ребенка музыкой? А вышло по-другому все-таки. Получился из мальчика великий музыкант». Так говорил дядя ГЭНДЗИРО моему отцу, когда тот еще был в Японии, еще не уехал в Австралию. И что означали слова дяди, я тоже не знаю. У него был магазин музыкальных инструментов в центре Токио, недалеко от Гиндзы.
ГЭНДЗИРО. Эти слова означали лишь то, очевидно, что отец ТАНДЗИ действительно хотел, чтобы сын стал музыкантом. Но в Японии до того, как мальчик был отвезен в Англию, никто с ним музыкой не занимался. Об этом и речь не заходила. А если надо было бы, то я мог, конечно, заняться с мальчиком. Хоть я и считал, что такому маленькому ребенку еще вредно заниматься музыкой и об этом даже думать не стоит. Однако мой старший брат решил по-своему. Я уверен, что он отвез мальчика к англичанину с целью, чтобы тот сделал из ТАНДЗИ музыканта.
ВЕЗАЛЛИ. Если все так и было и никто не учил мальчика музыке – то никак не мог бы он самостоятельно сыграть на инструменте. Да еще и Баха! Такого быть не может, потому что не может быть никогда!
ЭЙБРАХАМС. Но мы играем сегодня мистерию не для того, чтобы по привычке прежних дней говорить неправду ради достижения каких-то своих целей… По законам полифонии лживость чувств в музыке исключается. И в хоре нашем не должно быть фальшивых голосов. Так вот, я еще раз заявляю: он у меня в доме начал играть самостоятельно в три года. И я не берусь объяснить, чем был вызван подобный феномен.
РАФАЭЛЛА (мягко). И все же мальчика кто-то должен был научить играть… Иначе как бы он мог воспроизвести по памяти, хотя бы и приблизительно, сложное клавирное рондо – подумать только – в три года?
ВЕЗАЛЛИ. Вот и я утверждаю, что это невозможно.
РАФАЭЛЛА. Но я-то утверждаю как раз обратное, милый мой! Это так и было. Но кто-то должен был научить его играть. До того как он в первый раз самостоятельно попытался исполнить рондо – кто-то должен был научить его играть.
ОБЕЗЬЯНА РЕДИН. Мне он говорил, когда я спрашивал у него о том же самом: «Не знаю. Но я почему-то тогда мог делать это».
ТАНДЗИ. Я и сейчас готов повторить те же слова.
ВЕЗАЛЛИ. Повторить слова не трудно. Но если…
РАФАЭЛЛА (перебивая). Однажды моя приходящая домработница, филиппинка ТИНА, совершенно сразила меня своей выходкой. Когда я за что-то разбранила ее, упрекая, что она не сделала того, о чем я просила и чего ей не хотелось делать, – она вдруг сбегала в свою комнатку, что была рядом с кухней, достала из своего сундучка бамбуковую флейту, которую привезла с собой, принесла ее на кухню и протянула мне со словами: «А ну, синьора, сыграйте-ка на ней!» – «Да ты что, ТИНА, с ума сошла? Как это я на ней сыграю, если не умею?» – отвечала я. Словом, я попалась на удочку и выказала себя невеждой, не знающей ШЕКСПИРА. Но это получилось не потому, что я действительно не знала его и не читала или не видела на сцене «Гамлета», нет. Я опростоволосилась потому, что не полагала, ну никак не полагала, что наша некрасивая, темная, как нефть, ТИНА тоже знает ШЕКСПИРА! Об этом, то есть о том, что она тоже знает ШЕКСПИРА, я догадалась только тогда, когда ТИНА, с величественным и одновременно ехидным выражением на лице, завершила сцену сакраментальными словами: «А почему вы думаете, синьора, что на мне можно играть?»