Сбежавшие сестры - стр. 36

Раньше я думала, что жить в деревне скучно, но оказалось, это совсем не так. Каждую субботу в зале при церкви устраивали танцы. Дядя Дилан ставил нам самые разные пластинки, и мы с Лотти танцевали, а с нами и дядя Дилан с тетей Бет. Приходили к нам и хозяева кондитерской, а Олив с Эгги просто бегали по залу вместе с деревенскими детьми.

Раз в месяц мы смотрели фильмы на старом проекторе, который все время ломался, но мы не жаловались. Мы посмотрели «Тридцать девять ступеней» и «Хороших компаньонов», вместе хихикали над шутками Джорджа Формби[1], над Лорелом и Харди[2]. В тот вечер, когда показывали «Как зелена была моя долина», в зале собралась вся деревня, потому что события фильма разворачивались в Уэльсе и всем хотелось его посмотреть. Мест не хватало, поэтому дядя Дилан устраивал сеансы два дня подряд, и мы с Лотти ходили оба раза. И оба раза плакали, когда отец маленького Хью погибал в шахте. Многие вокруг нас тоже всхлипывали, так что, пожалуй, мало кого фильм оставил равнодушным. Даже у мужчин глаза блестели от сдерживаемых слез. Мальчишкам же больше всего нравились вестерны. Они орали во все горло и встречали возмущенными криками плохишей, гнавшихся за Хопалонгом Кэссиди, который удирал от них на своем верном коне Топпере. После сеансов мальчишки носились по улице, стреляя друг в друга понарошку и притворяясь мертвыми.

– Инфантилы, – фыркала Лотти с гримасой.

Мы с ней обожали эти вечера, когда можно было сидеть в темноте маленького зала и есть конфеты, которыми делилась Эгги. Особенно приятно было в ненастные дни, когда дождь стучал по крыше, а мы прятались от него в тепле и уюте.

По воскресеньям с утра мы ходили в церковь. Думаю, Бог не возражал, что среди прихожан затесались две отпавшие от церкви католички и агностик. Местная часовня была очень простая, совсем не похожая на католическую церковь в Бермондси, украшенную статуями и позолоченными колоннами. Я скучала лишь по образу Девы Марии. Дядя Дилан не наряжался в роскошное облачение и не грозил никому вечными муками в геенне огненной; он проповедовал любовь и прощение. Он молился не только за наших ребят, сражающихся на войне, но и за вражеских солдат, которые, по его словам, были такими же простыми молодыми парнями, как наши. Чьи-то сыновья, чьи-то братья, любимые внуки. Их тоже кто-то любил, и, если они погибали, воюя за свою страну, о них тоже скорбели. Дядя Дилан говорил, что и они заслуживают наших молитв.

Мы с Лотти стали ходить в церковный хор и петь гимны на валлийском. Я ничего не понимала, но меня это ничуть не беспокоило. Католическая месса велась на латыни, так что в ней я тоже не понимала ни слова.