Саван алой розы - стр. 44
– Александра Васильевна, могу я попросить вас, в рамках расследования, передать моему коллеге образцы почерка вашей матери. Письма, записки – что угодно. Кроме того, мне необходимо поговорить с Юлией Михайловной наедине.
Саша беспомощно кивнула. Кошкин, кажется, не хотел, чтобы Саша говорила правду. Он и приехал, наверное, не для того, чтобы ябедничать о ней, как гимназист – Боже, как глупо было это предположить…
Этот второй, Кирилл Андреевич, вызывал почему-то гораздо меньше страха, Саша даже вполне взяла себя в руки, пока вела его в библиотеку. Ее комнаты, где и хранились записи мамы, были совсем рядом – но не приглашать же мужчину внутрь? Пока поднимались по лестнице, Саша сумела даже расхрабриться настолько, что спросила, хорошо ли они доехали и не промокли ли под дождем? А Кирилл Андреевич ответил вполне галантно – и вдруг попытался ей посочувствовать.
– Нелегко, наверное, ужиться в одном доме двум хозяйкам? – спросил он невзначай.
– Не понимаю, о чем вы… – тотчас замкнулась Саша. – Юлия Михайловна прекрасная женщина, мы с ней очень дружим… и поверьте, она любит меня, как сестру.
Выносить сор из дома нельзя – это правило Саша еще от бабушки запомнила, и каждый из Соболевых чтил его, прекрасно понимая, что друзей за пределами семьи у них нет. Этот сыщик в самом деле надеется, что она станет жаловаться ему на невестку?
– Будьте добры, подождите здесь, – Саша указала Воробьеву на кресло в библиотеке. Замешкалась: – господин Кошкин просил, чтобы я передала вам именно дневники мамы или подойдут любые ее записи?
Воробьев в ответ вскинул брови. Уточнил:
– Так ваша матушка вела дневники?
Господи Боже, конечно, Кошкин не говорил ему о дневниках – ведь она сама его просила не распространяться! Снова Саша кляла себя за глупость и готова была провалиться на месте. Ответив что-то невнятное, она скорее убежала к себе – и вышла только через пару минут, сумев, как ей показалось, полностью успокоиться, и неся в руках несколько маминых писем – длинных, как всегда, но с пустым, неважным содержанием. Саша могла только молиться, чтобы Воробьев не заострил внимание на ее фразе о дневниках.
Он как будто и не заострил. Поблагодарил ее за письма, мельком их проглядывая, и только теперь Саша заинтересовалась, для чего им вовсе нужны образцы маминого почерка.
– Неужели господин Кошкин сомневается, что эту… надпись на стене сделала мама? – догадалась она.
Тот пожал плечами, не став лукавить:
– Господин Кошкин, кажется, вовсе сомневается, что убийство совершил садовник.
– И он прав, это действительно сделал не Ганс! Не подумайте, будто я выгораживаю его, но… Ганс просто не мог этого сделать!