Саттри - стр. 62
Когда мимо проходил Папаша Уотсон, ялик у него был уже перевернут на берегу, и он терпеливо конопатил швы.
Ну, ты еще жив, сказал старик.
Саттри поднял голову, щурясь на солнце. Нос вытер о предплечье, сидя и держа одной рукой жестянку с варом, а другой нож. Привет, Папаша, сказал он.
Я уж совсем думал, ты утоп.
Пока нет. С чего б?
Не видел тебя. Ты где был-то?
Саттри ляпнул зловонной черной мастикой вдоль шва и посильней вдавил ее на место. В тюряге, сказал он.
Эге?
Я сказал, в тюряге сидел.
Сидел? За что?
Не с той толпой связался. А тебя что сюда принесло?
Старик сдвинул назад свой полосатый картуз машиниста и поправил его на голове. Да мне по пути в город. Решил, раз я в этих краях, зайду проведаю. Совсем уж думал, утоп ты.
Я все еще в деле. Как на чугу́нке всё?
Только что не ужас.
Саттри подождал разъяснения, но его, похоже, не следовало. Поднял голову. Старик покачивался на пятках, наблюдал.
Так в чем беда, Папаша?
Просто в чугунке беда, сынок. В самой ее природе, я убежден. Он выволок из кармана громадный железнодорожный хронометр, сверился с ним и уложил обратно.
Как там старушка номер семьдесят восемь?[6]
Господь ее любит, она старая и вся изношенная, как я, но верная, как собака. Надо б наградить ее золотыми часами с цепочкой.
Он подавался вперед, глядя из-за плеча Саттри, как тот конопатит.
Знаешь, произнес он. Пришел бы ты ко мне в депо с этой штукой. У меня в теплушке с протечкой в крыше надо что-то поделать.
Саттри нагнулся и отворотил лицо. У тебя там что? крикнул он, глаза полузакрыты от хохота.
Говорю, крыша у меня течет. Крыша теплушки.
Саттри покачал головой. Поднял голову и посмотрел на старика. Ну, сказал он. Если останется, принесу.
Старик выпрямился. Это с твоей стороны по-соседски, и я это приму как услугу, сказал он. Он вновь выволакивал из кармана часы.
Пора мне в город двигать, коли хочу в магазин успеть до закрытия.
Сколько времени, Папаша?
Четыре девятнадцать.
Что ж. Заходи еще, когда сможешь подольше задержаться.
Так и сделаю, ответил железнодорожник. И не забудь мне этого вара оставить, если у тебя заведется лишний.
Лады.
А я совсем уж думал, ты утоп, когда тебя на реке не видел.
Нет.
Ну.
Он смотрел, как старик уходит по парящим полям, деревянно ковыляя в своей робе. Дойдя до путей, он повернулся и поднял одну руку на прощанье. Саттри вздернул подбородок и вернулся к работе.
Проконопатив все днище ялика, он отставил вар в сторону, и перевернул ялик, и по грязи стащил его в реку. Взял конец, и прошел по кормовым мосткам плавучего дома, и принайтовил его к леерам. Взял весла оттуда, где те стояли, прислоненные к стене дома, и опустил их в ялик. Ссутулившись у поручней, смотрел, как высохший ил на дне ялика темнеет на стыках, где пайолы разбухнут от воды и сомкнутся. Пока стоял, на эстакаду моста ниже по реке выехал пятичасовой товарняк. По высокому пролету черной плетеной стали, как огромная многоножка, из дыхала в голове паровоза выкашливались мячи дыма, а вагоны цвета сажи громыхали следом и воздух за грохотом своей езды оставляли причудливо безмятежным.