Саттри - стр. 34

Ага. А мы тут спим до полшестого.

Тебе зато днем можно хуй пинать, сказал Кэллахэн.

Да только мы не заканчиваем аж до семи вечера.

Ну, если не хочешь работать в живопырке для вертухаев, попроси, чтоб тебя снова на грузовики перевели.

А если скажут нет?

Скажи да.

Что тогда будет? Наверно, пропишут тебе по первое число.

Ничего не пропишут. Правда, Рыжий?

Не-е. Сунут в яму. Если только совсем говниться не станешь. А то отправишься в ящик.

Ну туда-то меня и отправили. А это что?

Просто бетонный ящик фута четыре на четыре.

Ты там когда-нибудь бывал, Саттри?

Нет. Но ты разговариваешь с тем, кто бывал.

А за что вас туда сунули, мистер Кэллахэн?

Ай, да вертухайчику нашлепал.

Он шлепнул так, что у того позвонок в шее выбило, сказал Саттри.

Черт бы драл, сказал Хэррогейт. Когда это было?

Когда это было, Рыжий? Два года назад?

Что-то вроде.

Геенна клятая, а вы тут уже сколько, мистер Кэллахэн?

То было по другому делу, сказал Саттри. Он то тут, то нет.

Жрать не дают ничего, один хлеб с водой, сказал Кэллахэн. В ящике там вот так.

Тебе, наверно, живопырка для вертухаев больше ящика понравится.

Не стану я больше никаких чертовых тарелок мыть.

Что ж, сказал Саттри, дело твое.

Мое и есть, сказал Хэррогейт.

Мне кажется, ты мозги свои, жопка кроличья, совсем растерял, сказал Кэллахэн.

Может, и так. Но я вам одно скажу. Если я когда отсюда выберусь, я, как срать дать, сюда больше не вернусь.

Похоже, Бромо так тоже в тот раз говорил.

Бромо это кто?

Старик один. Он тут наездами с девятьсот тридцать шестого.

А сидел и того раньше, сказал Кэллахэн. Перед тем, как этот работный дом построили, он был в другом.

Что ж, сказал Хэррогейт. Его дело.

Саттри ухмыльнулся. Его дело, сказал он.

Преступленья полуночного объездчика арбузов преследовали его, как это бывает со всеми преступленьями. Правда о его проделках подошла впотьмах к двери и поднялась по лестнице. Наутро сидельцы уже видели этого полудурка в новом свете. По локти в моечной воде и увенчанный паром, он наблюдал, как они гуськом тянутся через кухню со своими тарелками галет и подливы, кивая, показывая пальцами. Он улыбался в ответ. В тот вечер его видели опять – утопшего в своем испятнанном и бесформенном наряде. Казалось, он весь день даже не шевельнулся, да и стопа кастрюль не уменьшилась. После ужина его к ним вернули: он прижимал к груди одеяло.

Что ж, произнес Саттри, вернулся?

Угу.

Что случилось.

Я им сказал, что хватит мне с ними ебстись. Если им судомой нужен, пускай загонят кого-нибудь другого, потому что я не он.

И что ответили.

Спросили, хочу ли я быть коридорным разносчиком. Говорили, можно несколько долларов зашибить, если продавать кофе.