Сашка Вагнер. Вера. Отвага. Честь - стр. 16

Умереть девушка не боялась. Однажды Бианка подумала, что, если ад действительно существует, он похож на этот подвал, наполненный абсолютной безнадёжностью и трагическим ощущением собственной бесполезности.

Однажды Бианка спросила у Марфы, которая была с ней в подвале, но сидела на трубах вместе со своей свахой, худощавой женщиной с крупными чертами лица и удивительным именем Соломия, и её внучкой, худенькой двенадцатилетней девочкой: зачем их всех здесь держат?

– Неужели те, – Бианка указала пальцем наверх, подразумевая солдат, перехвативших их недалеко от дома Соломии и загнавших в этот подвал, – думают, что они – преступники?

– Та пёс его знает, что они там думают себе, – отмахнулась Марфа, а Соломия, обсасывающая беззубым ртом сухую хлебную корку, добавила:

– Мы для них вообще не люди. А держат они нас тут для того, чтобы наши по дому не стреляли…

– А наши – это кто? – уточнила Бианка.

– Наши – это наши, – отрезала Соломия. – Бандеровцы – вот не наши.

– А чего «наши» будут стрелять по этому дому? – подозрительно прищурилась Бианка.

Соломия посмотрела на неё с каким-то сочувствием, как на слабоумного ребёнка:

– Эта новостройка в Артёмовске – одно из самых высоких зданий. Ясен день, бандеры на неё своих наблюдателей засунули, корректировщиков. Тут все окрестности с верхотуры як на долони, сразу видно, куда наши идут, пали – не хочу. А наши ответки не дадут, пока знают, что мирные в подвале прячутся.

– Почему? – Бианка всё ещё не могла понять. Россия вторглась на Украину – почему же русские войска не уничтожают объекты, даже если там есть мирное местное население?

– Ты, девочка, шо, з Европы приехала? – спросила Соломия. И поправилась: – Ну да… я не знаю, може, у вас там нормально по мирным людям лупить, а мы по-другому воспитанные. Война – это дело солдат, а не гражданских. Враг – тот, кто в чужой форме. Да и потом – тут же по обе стороны фронта одни и те же люди! А родычив сколько – у нас вот родня не только в Донецке, мой двоюродный брат аж в Салерхад забрался, дороги там строит. Был простым монтажником, за три года бригадиром стал. Звал нас до себе, да мы не поехали.

Многого, многого Бианка не понимала. Или не знала; все-таки сильно сказывалось то, что русский не был для нее родным языком.

Например, здесь, в подвале, впервые услышала она незнакомые слова «бандеры, бандеровцы». Впервые за последние дни или недели в ней проснулось журналистское любопытство, интерес к чему-то, кроме примитивных чувств – голода, холода, отчаяния. Радуясь этой вновь вспыхнувшей искре жизни, девушка спросила: