Сармат. Тайна печали - стр. 6

— Я кто?! — он еще и удивился. — Светлана, уйми свою дочь и объясни ей все.

— Софиюшка, присядь ко мне, пожалуйста, — положила мама ладонь на диван, с мольбой призывая меня к себе.

Я отложила колючие розы и под недовольным взглядом непонятного нравоучителя отправилась успокаивающе обнимать мамулика.

— Что такое, мам? — осторожно спросила я у нее.

— Ох, дочка-дочка... — она будто смотрела в пустоту, явно вспоминая прошлое.

Странные мысли возникли в голове. Неужели мужчина с густой бородой и хмурым видом, сидящий напротив, мой?..

— Сама скажешь или я? — прервал гость наши с мамой мысли.

— Сама, — растерянно выдала мамочка, а я просто приготовилась выслушать что-то явно не очень приятное.

— София, моя прекрасная доченька, ты... никогда особо не спрашивала у меня про своего папу, а я и не рассказывала, — было видно, как маме тяжело сейчас говорить, но я с нетерпением ожидала продолжения.

Про папу я не спрашивала намеренно, запрещала себе даже думать об этом человеке. Ушел и ушел — сами с мамой справились. Уверена лишь, что его уход — не мамина вина, она у меня женщина миролюбивая и вообще самая замечательная.

— Так вот, — сглотнула она слюну и с трудом продолжила: — на самом деле, ну как ты и по своей внешности заметила, твой папа нерусский. Он... турок и живет... в Турции. Если кратко, мы познакомились в университете, он учился в нашем городе по обмену, потом мы не совсем красиво расстались, и он уехал.

Эту историю я слышала впервые. Никогда особо не интересовалась у мамы, потому что видела, как ей больно и тяжело, не хотела ворошить прошлое, виня в случившемся лишь одного конкретного мужчину, что оставил своего неродившегося ребенка. От бабушки лишь раз слышала — подслушивала тайком, — что мамулечка говорила отцу о беременности, писала ему, вот только он не отвечал — мы ему были не нужны.

— Мам, меня не интересует ваша история. Точнее, не так — меня не интересует этот человек, — улыбнулась я ей, протягивая ладонь в знак поддержки. — Справлялись без него раньше и справимся дальше, так что пусть уходит, — махнула я головой на мужчину, который высокомерно следил за нами, скрестив руки на груди.

— Что?! — он еще и голос осмелился повысить. Какая наглость вообще, да еще и в чужом доме.

— Нет-нет, Софи, это не твой отец, это… твой дядя, — остановила нашу перепалку мама.

— И? Это ничего не меняет, — я вновь улыбнулась ей, но ответной реакции не увидела.

— Понимаешь... твой отец тяжело болен. А ты... его единственная дочь. Он прислал своего брата, чтобы попросить нас приехать к нему, — на глазах мамы вновь навернулись слезы — она любила моего отца, его одного только и любила, хотя трус был этого недостоин.