Сармат. Тайна печали - стр. 36
Руки вспотели, сердце бешено колотилось — я наконец увидела отца.
— Оставлю тебя наедине с ним, — дядя отошел поговорить с врачом, а я просто пыталась прийти в себя и не заорать во весь голос от увиденной картины и жуткой боли, что засела комом внутри меня.
Он был весь в трубках, катетерах и с кислородной маской на лице. Мой отец, мой папа... Я не смогла сдержать слез... Прилипла к стеклу, пытаясь запомнить каждую свободную частичку его обезвоженного тела. Очень худой, волосы с проседью… Отец не открывал глаз, не чувствовал, что дочь рядом.
— Прости меня, папа, я не успела... не успела обнять тебя, посмотреть в глаза, поговорить. Прости... тысячу раз прости и... только живи.
Говорить было тяжело, но именно это казалось сейчас необходимым. Я смотрела на его руки в надежде, что отец шевельнет хоть пальцем, почувствовав, что я рядом, но он не двигался. Лежал как белая статуя, и лишь узор сердечного ритма на мониторе в углу палаты давал мне понять, что надежда все еще есть.
— Папа... пожалуйста, живи, ради нас с мамой живи, мы тебя так ждем...
Слезы катились градом, я не могла сдержать себя. Вскоре я почувствовала легкое прикосновение ладони к плечу.
— Нам пора, врач разрешил только на пару минут, — тихо прошептал Муса.
— Нет, — не веря, завертела я головой.
— Нам пора, Софие, пора, и лучше тебе смириться с... — мне не хотелось слушать то, что нес этот человек, и верить в происходящее.
— Нет, — твердо выдала я, прилипая к стеклу.
— Не устраивай скандал, девочка, я говорю, нам пора, — вмиг пришел в ярость Муса.
— А я говорю, что останусь тут и никуда не поеду, — упрямые слезы хлынули из глаз от несправедливости жизни.
Муса больше не стал спорить, с силой схватил меня за талию и потащил за собой.
— Нет... нет! Папа! Папочка... — не в силах сдержать боль и отчаяние, я вела себя недопустимо, но по-другому просто не могла.
Я хотела... я так хотела его обнять, почувствовать родной запах, услышать, как он обращается ко мне «дочка», но вместо этого терпела боль от грубого обращения дяди и просто умирала внутри от той картины, что удалось увидеть в реанимации. Боль... боль маленькой девочки Софы такая, что не осталось воздуха внутри даже на крик, и я тихо скулила, не в силах собраться.
Муса буквально швырнул меня на заднее сиденье машины и быстро завел мотор.
— Соберись! Мы ему уже ничем не поможем, а обязанности рода и будущее младшего поколения зависит сейчас от нас, — что он несет... боже, что он несет. — В подчинении сотня людей, статус и традиции предков, которых мы никак не можем опозорить.