Сансара. Оборот первый - стр. 41
Папа тогда внезапно расширил речь. Мамы дома не было, она утешала девушку.
«Бабы, сынок, – задумчиво сказал тогда папа, – это такое дело, что чёрт их знает, чего им надо. Ты, в общем, не лезь. Сами разберутся».
В папиной мудрости я с тех пор убеждался не раз. Сегодня, проснувшись от звона в ушах, попытавшись продрать глаза и забив на это, услышал женские вопли. Вопили на два голоса. Я вспомнил папу и постарался притвориться, что всё ещё мёртв – зарылся поглубже в подушку. Понимание того, где я, с кем и в каком мире нахожусь, пришло уже после невольно прослушанного диалога.
– Прекрати смеяться! – визжала тян. – Это не то, что ты думаешь!
– Я не думаю, я вижу.
Насмешливый голос Дианы заставил меня притвориться ещё более мёртвым, чем до сих пор.
– Иду из ванной, никого не трогаю. Думаю, поем сейчас. Чаю выпью. Захожу в кухню, а там на диване – картина маслом.
– Ты не понимаешь! Это было единением душ! Если бы ты знала, какие стихи я читал…
– Ну да, ну да. Так и поняла, что единение. И, думаю, ну его на хрен – смотреть, как единяетесь. Пожрать оставили, и то ладно… Это. А ничего, что вы оба мужики? То есть, мне-то пофиг. Так, академический интерес.
– Прекрати! – взвилась тян. – Ты ничего не понимаешь!
– Да и слава тебе господи, – фыркнула Диана.
А через секунду мне под рёбра воткнулось твердое.
«Сапог», – подумал догадливый я.
– Вставай, – сказала Диана. – Хорош придуриваться. Вижу, что проснулся.
Пришлось разлепить глаза. Предчувствие не обмануло – Диана стояла надо мной, покачивая сапогом.
– Встаю, – пообещал я.
И даже попробовал встать, но понял, что сдохнуть – проще и безболезненней. Повалился обратно. То есть, попробовал повалиться.
– Сидеть! – приказала Диана. И не позволила бренному телу коснуться кровати.
Меня схватили за оба предплечья в железные тиски, дёрнули и прижали к себе. Лицом в бюст.
– Сижу, – промычал я.
Ох, ты ж! Всю жизнь бы так сидел. Если бы башка не трещала… Что ж мы пили-то, интересно?
Это был первый насущный вопрос. А второй пытался прорезаться ещё вчера, но задать его было некому.
Первое стихотворение – про коня цвета единорога – я помнил хорошо. Не слова, конечно, факт исполнения. Летова помнил – но там исполнял я, тян подвывала. Потом она завела что-то про опавший клён. Потом про то, что один раз в год сады цветут. И вот в тот момент я встрепенулся. Не сказать, чтобы резко – кружка шла уже не помню какая. Но помню, что подумал – вот сейчас точно что-то не то! Надо задать вопрос. Прерывать тян не решился, но помнил о том, что надо бы его задать, довольно долго. Примерно минуту. Потом забыл. А потом забыл всё остальное – что было после садов, вообще не помню. Хотя что-то, судя по подначкам Дианы, определённо было…