Самый скандальный развод - стр. 15
Расплатившись с шофером, мама не узрела на обочине дороги торговцев «волшебным удобрением» – она не увидела ни супруга своего в рабочем, перепачканном ядовито-зеленом комбинезоне с муравьем на спине, доставшемся ему после безупречной сорокалетней службы в качестве заместителя начальника СУ №55, ни Эльвиру Ананьевну в черных рейтузах, гармошкой сосборившихся под коленками, в неизменной трехъярусной юбке и школьном пиджаке своего сына последней четверти прошлого столетия с забытым, не отколотым пионерским значком на лацкане. Мамаша увидела в пожухлой октябрьской траве лишь перевернутый, сколоченный заботливыми руками Николая Ивановича стол, изгвазданный «волшебным удобрением», а чуть поодаль широкую деревянную табличку, на которой крупными буквами были начертаны краской фиолетового цвета сии назидательные строки:
«За капустой, за моркошкой, за петрушкой, за картошкой – хлопотать нужно заботливо! Покупайте биотопливо!!!
Цена: за 6 литров – 70 руб.»
«Интересно, очень интересно...» – подумала моя родительница и, решив, что торговцы биотопливом ушли за его добычей, направилась в огород. Свой участок она узнала с большим трудом – кирпичных дорожек, что вели к бане и сараю, и в помине не было – обломанные куски кирпичей валялись то там, то сям; почти все кусты смородины выкорчеваны самым что ни на есть варварским образом. А то, что когда-то напротив мастерской располагались грядки садовой клубники, в которых можно было запросто спрятаться с головой (если, конечно, лечь на землю), невозможно теперь и представить. Одним словом, складывалось такое впечатление, что дом стоял посреди болота, которое вот-вот засосет его в себя вместе с блестящей крышей.
«Интересно, очень интересно...» – снова подумала мама, взглянув на вышеописанное безобразие и «удобрившись» по колено, и переступила порог собственного дома ровно в три часа пополудни.
– Все двери настежь! Что хочешь, то и бери! Хоть выноси соломенную мебель, хоть холодильник, хоть микроволновку! А дом-то мой! – в ужасе прокомментировала она обстановку, в которой очутилась.
Все это не могло не насторожить родительницу мою, и она, беззвучно миновав коридор, остановилась как вкопанная в углу кухни перед распахнутой настежь дверью в гостиную. Она видела все, что происходило на первом этаже ее собственного дома в три часа пополудни. Ее же не видел никто.
А увидела она следующее.
Вдовица сидела на стуле в одних черных рейтузах (школьный пиджак сына с незаменимой трехъярусной юбкой валялись на полу, впрочем, как и непростиранный лифчик, цвет которого теперь невозможно было определить, даже приложив огромные усилия и максимальную концентрацию зрения), скрестив ноги по-турецки. Груди ее... Немыслимо!.. Они крутились с невероятной скоростью в каком-то диковинном, загадочном ритме – то по часовой стрелке, то против и уж очень напоминали уши бассета (голосистой собаки, которая постоянно наступает на них лапами и подметает ими асфальт на прогулке). Непонятно, кого изображала Эльвира Ананьевна – может, цыганку, а может, жрицу бога грабежа из мифов йоруба... В то время как Николай Иванович возлежал на ложе в чем мать родила с темно-серым, будто нависшая, угрожающая своей чернотой туча перед проливным дождем, постельным бельем, которое категорически запрещал менять супруге вот уж в течение года и на котором еще полтора месяца назад вместе с ним спали двадцать кошек, увезенных теперь в Германию, после соответствующей медицинской обработки в ветеринарной клинике.