Самый лучший вечер (сборник) - стр. 32
– Мне очень жаль, – искренне произнес Антон.
– Мне еще больше, – коротко ответила Маша, глядя в сторону. Ей не нравилось, какой оборот принимал разговор. И вообще она не была расположена сейчас откровенничать с кем бы то ни было, а с Пономаревым – и подавно.
Однако тот, похоже, вовсе не желал этого понять.
– Потому ты и бросила учебу в универе, да? – допытывался Антон.
Маша отвернулась.
– Пришлось. Не было денег… И вообще… – Она закусила губу. – Впрочем, неважно.
Как издалека, до нее донесся голос Антона:
– И что же, никто тебе не помог?
– С какой стати кто-то должен был мне помогать? – зло возразила Маша.
– Ну ты же могла к кому-нибудь обратиться, – неуверенно предположил Пономарев. – К той же Лене.
– Зачем? – Маша все-таки повернулась и посмотрела ему в лицо прямым, открытым взглядом. – Чтобы она с большим удовольствием сказала мне, что ничего не может для меня сделать? Брось, Антон. Это даже не смешно.
– Ну… ты могла ко мне обратиться, в конце концов. Все-таки мы десять лет учились вместе.
Ага, понятно, усмехнулась про себя Маша. Теперь мы задним числом строим из себя благодетеля. Ах, Антон, Антон… Глупо, просто глупо.
– Ну и что из того? – пожала плечами Маша. – Ты же терпеть меня не мог.
– Это не так, – поспешно возразил он.
– Именно так, – упрямо произнесла молодая женщина. – Кто меня больше всех дразнил, а? Думаешь, я забыла? А снежками кто в меня кидался постоянно, зимой и весной? Я приходила домой вся мокрая. И что, по-твоему, после этого я пришла бы к тебе просить о помощи? – с каждым словом Маша распалялась все больше и больше, щеки ее горели. – Да пошел ты к черту, в самом деле!
«Все-таки он сумел задеть меня за живое, – со злостью подумала молодая женщина. – А ведь я дала, дала себе слово, что больше никто в мире не сумеет причинить мне боль». А теперь этот человек, чужой, даже больше – чуждый каждым мгновением своего существования, пытается ей доказать, что все могло быть как-то иначе… Ей, которая пережила крушение своего мира и сумела, несмотря ни на что, выбраться из-под его обломков. «Да, Елена, я не разучилась читать. Но к чему книжки в жизни, где все определяется совсем другими вещами? Ведь нескольких сантиметров льда на дороге хватило для того, чтобы переменилось все, абсолютно все. Унизительные, нищенские похороны родителей, похороны, на которые пришлось занимать деньги…» Да, в те дни Маша хорошо узнала людей. И узнала, чего стоят они сами и все их слова.
Маша услышала голос Антона – и не узнала его, таким умоляющим он был. Пономарев, человек, которого в глаза называли авторитетом, лепетал: