Самый лучший комсомолец. Том 1 - стр. 24

Он сделал шаг назад, воровато поозирался, наклонился ко мне и прошептал легендарное:

– Сколько?

– Два миллиона, и все заводящиеся прямо сейчас дела на твоих ручных полковников и цеховиков волшебным образом испарятся, а я расскажу Николаю Анисимовичу какой тут у вас райский уголок. Не появляюсь следующие три года, дальше – извини, придется отгрузить еще, – с наглой улыбкой выкатил я ему ценник.

– Столько нету! – паническим шепотом прошептал он.

– А сколько есть?

– Полтора.

– Где полтора, там и два! – отмахнулся я. – Либо неси, либо послом туда, где кроме песка и верблюжьей колючки ничего нет. Один уже на Новую Гвинею поехал – но он-то из Москвы, а тебе по чину море не положено.

– Час! – попросил он.

– Время пошло! – кивнул я, и Николай Александрович убежал собирать «дань» ревизору.

– Бл*дь, ну ничего со времен Гоголя не поменялось! – расстроенно сплюнул я, когда «хозяин» скрылся, а ко мне подошли очень любопытно глядящие товарищи-силовики. – Он же принесет! На глазах старшего офицерского состава КГБ и БХСС вручит набитый чемодан с угодливым поклоном! Что это, товарищи? – грустно спросил я у них.

– Рекордная взятка! – хрюкнул дядя Витя.

Лишь бы дед не позвонил с приказом остановиться. Я, конечно, остановлюсь, но будет грустно.

– Понятых надо бы, – спохватился Андрей Викторович.

– На месте найдем, – сочувственно глядя на меня (ну расстроился мальчик от того какой вокруг бардак), погрузил нас в машины дядя Петя.

– Почему высшие государственные чины так не делают? – жалобно спросил я, усилив впечатление.

Взрослые отвели глаза – что тут ответишь?

– А что на Колыме например творится? На золотых приисках? Песчинок-то ой много, сами в ботинки сыплются – ну как не утащить? Удивлюсь, если меньше десятка тонн в год на «утруску и усушку» уходит.

– Этим товарищ Цвигун уже занимается, Сережа! – обрадовался возможности немного успокоить болящее за Родину пионерское сердечко дядя Петя.

– Это хорошо, – послушно утешился я.

Добрались – и впрямь фотоателье! Вошли, обнаружив за стойкой чем-то громыхающего плешивого мужика в очках и еврейской наружности. Не как что-то плохое, разумеется – в СССР национализма нет.

Он поднял на многочисленных гостей взгляд и гостеприимно улыбнулся. Самоконтроль – в наличии. Подошли.

– Здравствуйте!

Кивает и показывает на табличку на прилавке «Глухонемой. Читаю по губам».

Я перешел на жесты: «А ты девушек для души фотографируешь или за деньги?»

Глухонемой советский порнограф Леня Лейцман резко погрустнел и ответил:

«Ко мне бандиты пришли, вместе с участковым. Куда я денусь? Здесь…» – указал на пол. – «Дед мой работал, и отец мой работал».