Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - стр. 31
Мы разговариваем долго, до поздней ночи, и луна описывает круг над Ванду. Прежде чем закончить разговор, мы обещаем друг другу встретиться на Рождество. Я предлагаю древний город Пинъяо в провинции Шаньси.
Следующим утром я выясняю, что до Пинъяо идти еще минимум пятьсот километров. Я хватаюсь за голову. Как я пройду столько на больных ногах, и всего за месяц? За время отдыха в Баодине мои пальцы начали заживать, зато появилась новая мозоль на пятке, большая и блестящая, как монета в два евро. Понажимав на нее со всех сторон, я решаю не протыкать ее, иначе не смогу сегодня продолжать путь.
Наконец, захлопнув ноутбук, я собираю свои вещи и смотрю в окошко: туман рассеялся. Пора в путь.
Через несколько километров по шоссе я с удивлением останавливаюсь перед длинной стеной, на которой написано большими красными иероглифами: «ПРОДАЖА ПОРОДИСТЫХ СОБАК И СКОРПИОНОВ».
Ниже кто-то нарисовал немецкую овчарку, тибетского мастифа, толстого желтого скорпиона, почему-то пальму и двух птиц. В воротах стоит невысокий стол, что-то вроде стойки ресепшн, но на месте никого нет. Грех не воспользоваться! Я подкрадываюсь поближе и заглядываю в темный двор, окруженный плотной сеткой.
Как только мои глаза привыкают к сумраку и начинают различать выстроенные в ряд клетки, откуда ни возьмись возникает растрепанный шерстяной комок, который оказывается чем-то вроде щенка овчарки, но сильно разбавленных кровей. Он смотрит в мою сторону, удивленно принюхивается. А потом разражается оглушительным лаем. Тотчас весь двор взрывается: дюжины мутноватых пар глаз открываются, и собаки, шатаясь, поднимаются на ноги в своих клетках, чтобы наполнить воздух своим печальным воем.
Здесь держат зверей не для участия в боях, а для продажи, как домашних животных, но условия жизни очень плохие. Их жалобный вой и истошный лай бьет по ушам.
Если бы здесь оказалась моя мама, она превратилась бы в венгерскую фурию, подняла бы истошный вопль и порвала бы владельцев этой лавочки в клочья. Ибо никто не смеет издеваться над ее любимыми собаками. Я ретируюсь на шоссе, я спешу, я шагаю все быстрее, и скоро лай и вой перестают доноситься до меня.
К счастью, Динчжоу оказался довольно дружелюбным городом: широкая главная улица усажена деревьями, а вокруг ряды магазинов и ресторанов. Я присаживаюсь на придорожный столбик, так как ноги причиняют мне резкую боль, особенно эта двухевровая мозоль на пятке. Проезжающий мимо автобус сигналит и выпускает облако черного дыма. Оно нехотя рассеивается, оседая на меня и на дорогу.
Я решаю остановиться в первой же попавшейся гостинице и, проснувшись рано утром, с изумлением наблюдаю, как мое дыхание облачком улетает ввысь, чтобы раствориться в ледяной прохладе комнаты.