Самые родные, самые близкие (сборник) - стр. 22
Я тогда ничего не поняла – правда, она была прилично поддатая, и, скорее всего, там было что-то еще, ты понимаешь. Я вообще тогда не догадывалась про это «еще»! Я и не знала, что это бывает – вернее, как это бывает. Нет, слышала, конечно, это страшное слово – «наркотики». Но чтобы рядом со мной? Моя подруга? Нет, невозможно.
Я так осуждала ее тогда – добровольно уйти из жизни, имея ребенка, к тому же больного ребенка. Как это возможно, как она могла?
Могла. Потому что ей было так тяжко, так страшно, так невыносимо жить, что она просто не справилась. А кто бы справился, господи? В двадцать-то с небольшим и безо всякой поддержки? Мы с тобой не в счет, это надо признать. Ты уже наполовину жила в Питере, я была вся в себе, в своих проблемах и бедах. Дядя Боря – ну о чем тут вообще? Смешно. Только собирался выдохнуть – вырастил девку один, без матери, поднял вроде бы. И тут такое! Рожает, идиотка, больного ребенка от заезжего козла и пьяницы, да еще, как оказалось, от наркомана. И мотается, как дура, за этим уродом по городам и весям, пьет вместе с ним.
После похорон он сказал мне, что про наркотики ничего не знал. Не знаю, правда ли это. Все может быть. Мы ведь тоже не знали. А даже если бы и знал! Он ведь тогда только женился, помнишь? Вроде нормальная тетка попалась. Он тоже намаялся – легко ли ему было? Вот-вот. А тут Ганка, больной внук. Понятно, что его жена воспротивилась – на черта ей все это? Сначала неуправляемая падчерица, потом этот несчастный ребенок.
Нет, правда, разве на такое она шла? Нет. Шла она на спокойную пенсионерскую семейную жизнь – дачка, огородик, покой. Кто ее осудит? Ее можно понять.
На кого рассчитывала наша бедная Ганка? Сама ведь росла без матери. Значит, на нас с тобой, самых близких подруг. Больше не на кого – самые близкие и самые родные. А мы?
Дядю Борю и его жену нельзя осуждать за то, что они отдали мальчика. Их можно понять. Они бы его не подняли.
В детском доме у Ганкиного сына я была три раза. На третий мне сказали, что он усыновлен. И честно говоря, я успокоилась – просто выдохнула, честно. Какая ноша с плеч, какое облегчение! Значит, с меня это снято, ура.
Адреса усыновителей, конечно, не дали – их никогда не дают. Я пыталась выяснить, как он и что. А тетка та, в комитете по усыновлению, смотрела на меня как-то странно, с осуждением, что ли? Уж точно с недобрым прищуром. А потом и выдала:
– Ну если вас так волновала его судьба, Александра Сергеевна, что же вы, дорогая? Вы ведь замужем, так? Сама уже мать. Могли бы взять ребенка-то вашей, как вы говорите, лучшей подруги! Сестры – как вы говорили!